Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 4» онлайн - страница 24

— Погодите, вместе выйдем.

Рядом недружелюбно зашептались какие-то старухи, кивали в их сторону.

Не зная, что делать, Паня отошла к стене:

— Грех это. Нельзя в церкви разговаривать.

Около стены было пусто. Трехрукая богородица выглядывала из смятых складок зеленеющих медных риз. Паня растерянно остановилась, покраснела:

— Мне нужно поскорее… Папаша сейчас домой вернется, нужно его чаем поить…

— Ничего, успеете еще… Давайте лучше поговорим.

Алексея Ивановича сладко томила нежная кожа ее лица и пухлые, как у девочки, губы.

— Как вас зовут? — спросил он негромко.

Вот оно!..

— Прасковья… — с трудом выговорила Паня, закрывая глаза и пылая от стыда за свое «безобразное» имя.

— Значит Паня? Вот хорошо!..

… Как четко и больно колотится сердце! Как это не похоже на строгого ангела с гордым лицом! И конечно же он — этот бритый, немного припудренный — не похож на того, другого, придуманного, снящегося по ночам…

Пахло едким, тлеющим фитилем, церковь пустела. Анна Аполлоновна поднялась:

— Пойдем, Алешенька.

Гулкие отзвуки шагов взлетали с каменного пола к невысоким сводам.

На паперти их догнал Растоскуев. Небольшая толпа, собравшаяся подле ограды, при виде его с легким говором раздвинулась, из нее вышел странный солдат, прихрамывающий на левую ногу — ту, что была обута в туфлю.

— Папаше хрестному! — сказал он.

— Здравствуй, — ответил Парфен Палч, — откуда это ты?

— Откуда?

Никита пропустил мимо себя Анну Аполлоновну и усмехнулся. Паня испуганно поглядывала то на него, то на отца. Алексей Иванович тоже остановился и спрятал руки в карманы шинели.

— Из городу Москвы, папаша… Специально явился отблагодарить вас, что хозяйство мое сберегли в справности! — Никита усмехнулся еще раз и заговорил громче: — Следоваит вам, конечно, за такую вашу заботу разбить всю твою поганую рожу… Но слишком даже хорошо известно, что с тебя другого ничего ждать нельзя, как есть ты мародер-кулак или попросту капиталист…

Мужики загоготали. Растоскуев строго кашлянул и спустился с лестницы на землю.

— Орать тебе здесь не приходится, — сказал он: — ежели ты вернулся, забирай свое добро и молчи. А за кобылу свою можешь деньгами получить.

Толпа насторожилась, и смех сгас. Похлебкин поправил ремень от винтовки:

— Так-с, папаша, правильные твои слова… Но, между прочим, мы еще с тобой поговорим впоследствии.

Алексей Иванович наскоро простился с Паней и пошел к экипажу. Фаэтон запрыгал по кочкам к реке, на реке уже устоялись прозрачные, хрупкие закраины. Сквозь голый парк белели стены дома.

16. НАКАНУНЕ

Паня читала до сумерок. Когда в залике затемнело, она перешла к окну, боком села на стул и продолжала листать страницы, приглядываясь к мелкому, скверному шрифту, пока не заболели глаза: тогда она положила книгу на колени — книга свернулась слабым желобком, налилась синью, сквозь синь едва заметно виднелась надпись на обложке — «Тайны монархов». Сидеть на стуле было твердо, неудобно, между тем как рядом выгибалась спинка покойного, мягкого дивана. Но Паня не видела дивана и не думала о нем. Монархи, вместе с тайнами своими — утонули во тьме, вместо них плавало бритое, припудренное лицо… В соседней комнате сипло спал Парфен Палч, пестрая брюхатая кошка беспокойно бродила по полу, чуть слышно мяукала…