Читать «Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество» онлайн - страница 90

Трумен Капоте

В конечном счете решающим элементом ее успеха – помимо того что она вышла за отпрыска уважаемого ньюпортского семейства – стала герцогиня. Энн своим умом дошла до истины, известной лишь самым прожженным карьеристам: если хочешь без труда и невзгод выбраться со дна на поверхность, вернейший способ – найти себе акулу и пристроиться к ней, как делают рыбы-прилипалы. Такая стратегия одинаково хорошо сработает и в замшелом Кеокуке, где неглупо будет обрабатывать какую-нибудь местную миссис Форд, и в Дейтройте, где можно попытать удачи с миссис Форд настоящей, и в Париже, и в Риме. Но зачем Энн, ставшей членом семьи Хопкинсов и невесткой знаменитой Хильды Хопкинс, понадобилась еще и герцогиня? Просто ей хотелось заручиться поддержкой человека с якобы высокими стандартами, чья международная слава раз и навсегда заткнет глотки хохочущим гиенам. Герцогиня идеально подходила на эту роль. Она, видишь ли, всегда была падка на лесть богатых фрейлин, готовых оплачивать ее счета в ресторанах. Вряд ли герцогиня сама хоть раз заплатила по счету… Впрочем, не суть. Она из кого угодно сделает конфетку. А еще она принадлежит к редкой породе женщин, умеющих искренне дружить с женщинами. Безусловно, она стала прекрасной подругой для Энн Хопкинс. Сама будучи завзятой авантюристкой, она, разумеется, сразу разглядела авантюристку в Энн, однако ей пришлась по душе мысль о том, чтобы навести лоск на эту голубоглазую картежницу и затем пустить ее в оборот. Вскоре юная миссис Хопкинс приобрела скандальную известность – только лоска, увы, у нее не прибавилось. Отцом ее второй дочери стал Фон Портаго (по крайней мере, так говорят, и с виду она в самом деле espagnole); словом, Энн Хопкинс гнала вперед, как на Гран-при «Формулы-1».

Однажды летом они с Дэвидом сняли дом на Кап-Ферра (Энн пыталась втереться в доверие к дяде Уилли, даже научилась превосходно играть в бридж; дядя Уилли заявил, что с удовольствием написал бы о такой женщине книгу, но за карточный стол ее не пустит). Все половозрелые мужские особи от Ниццы до Монте-Карло знали ее как Мадам Мармелад – на petit déjeuner она любила разгоряченный член, смазанный фирменным апельсиновым мармеладом «Данди». Впрочем, говорят, на самом деле она предпочитает клубничный. Дэвид не понимал всего ужаса и глубины ее грехопадения, но, безусловно, был очень несчастен и через некоторое время влюбился в ту, кого с самого начала прочили ему в жены, – в свою троюродную сестру Мэри Кендалл, не красавицу, зато разумную и обаятельную девушку, искренне его любившую. Та расторгла помолвку с Тедди Бедфордом, когда Дэвид позвал ее замуж. Только бы теперь развестись! Что ж, он вполне мог развестись, это обошлось бы ему – по подсчетам Энн – в каких-то пять миллионов долларов за вычетом налогов. Однако Дэвид по-прежнему не имел собственных денег, а мистер Хопкинс в ответ на просьбу сына сказал «Никогда!»: он ведь предупреждал, что Энн – порченый товар, но Дэвид его не послушал и пусть теперь несет этот крест, а мистер Хопкинс, пока жив, не купит шлюхе даже жетончик в метро. Тогда Дэвид нанял частного детектива, и через полгода в его распоряжении было столько улик – включая поляроидные снимки, на которых Энн имели во все щели два жокея из Саратоги, – что хватило бы на приличный тюремный срок, не то что на развод. Когда Дэвид поставил жену перед фактом, она только рассмеялась и заявила, что папенька никогда не позволит ему предъявить эту грязь в суде. Конечно, она была права. Интересный вышел разговор у папы с сыном: мистер Хопкинс сказал, что, учитывая обстоятельства, Дэвид может даже убить жену, а вот развестись с ней и тем самым вывалить на потребу прессе столько дерьма – нет, не может.