Читать «Услышанные молитвы. Вспоминая Рождество» онлайн - страница 53
Трумен Капоте
Собаки, кошки, дети… никогда в жизни я не был в ответе за другое живое существо – успевать бы менять собственные подгузники! Поэтому я сказал:
– Ну уж нет. Продайте ее лучше тому китайцу.
Туз смерил меня взглядом азартного игрока, затем поставил щенка на стол: там она минутку посидела, жалобно трясясь, и надула лужу. Туз! Чертов пройдоха. Я взял ее, завернул в шарф «Ланвин», давным-давно подаренный Денни Фаутсом, и прижал к себе. Трястись она перестала. Понюхала воздух, вздохнула и задремала.
– Как назовете? – спросил Туз.
– Дворняжка.
– Ах так? Раз уж я вас свел, могли бы назвать ее Тузиком.
– Нет, пусть будет Дворняжкой. Как вы. Как я. Дворняжка – в самый раз.
Он засмеялся.
–
Туз всегда называл Хаттонтотку (прозвище, придуманное Уинчеллом) миссис Кэри Грант. «Я из уважения, правда. Из всех ее мужей только его и стоит упомянуть. Он души в ней не чаял, но Барбаре пришлось с ним расстаться: она просто физически не способна понять человека, которому не нужны ее деньги».
Семифутовый сенегалец в алом тюрбане и белой джеллабе открыл кованые ворота, и мы очутились в саду, среди подсвеченных фонариками цветущих иудиных деревьев, где воздух был вышит гипнотическим ароматом туберозы. Затем мы попали в зал, где бледный свет струился сквозь ширмы слоновой кости с филигранной резьбой. Вдоль стен стояли парчовые банкетки, заваленные шелковисто-лимонными, серебристыми и алыми подушками. Дивные медные столики ломились от свечей и запотевших ведерок с шампанским. Ковры на полу, сотканные вручную мастерами Феса и Марракеша, были похожи на странные озера древнего, причудливого оттенка.
Немногочисленные гости вели себя тихо – как будто дожидались ухода хозяйки, чтобы дать себе волю и пуститься в пляс. С такой подчеркнутой сдержанностью придворные обычно ждут отречения короля от престола.
Наконец мы увидели лежавшую на подушках хозяйку в зеленом сари. На шее у нее поблескивало колье с темными изумрудами. Она глядела пусто, слепо, как глядят узники, много лет просидевшие в неволе, и неодушевленно-отрешенно – так же глядели изумруды в ее колье. Зрение у хозяйки было пугающе избирательным: меня она почему-то приметила, а вот мою собачонку – нет.
– О, милый Туз, – тихим тусклым голосом проговорила она, – кого вы мне привели на сей раз?
– Это мистер Джонс. П. Б. Джонс, если не ошибаюсь.
– И вы, конечно, поэт, мистер Джонс. Потому что я и сама поэт. Сразу вижу себе подобных.
И все-таки она была хороша… Ее трогательную увядшую красоту портило только смутное ощущение, что она постоянно балансирует на грани боли. Я вспомнил статью из воскресного приложения какого-то журнала, где говорилось, что в молодости она была невзрачной толстухой, а потом – по совету чудака-диетолога – проглотила пару бычьих цепней. Глядя на ее болезненную худобу и воздушную хрупкость, я невольно задумался: не эти ли черви составляют половину ее нынешнего веса? Она, видно, прочитала мои мысли:
