Читать «Еврейские литературные сказки» онлайн - страница 26
Ицхок-Лейбуш Перец
— Подожди уж, подожди! — закричал он. — Так или иначе, а словлю я тебя. Меня не утомит какая-то пичуга! Только теперь мне уж не до твоего пения. Ненавижу тебя! Удушу тебя, пташечка, и брошу своему псу!
И тут вдруг птица рассмеялась человеческим голосом, стрелой взмыла ввысь и скрылась в поднебесье.
Стоит арендатор в смятенье. Чудится ему, будто это тот самый голос офени, его смех. Пошел он обратно к воде грустный, поплыл, но плыл вяло, без всякой резвости. И когда приплыл к тому месту, где раздевался, вещей своих он не обнаружил.
Четвертая глава
Увидев, что вещей его нет, арендатор, как и подобает грубияну, стал во весь голос изрыгать проклятья.
Стоит, проклинает вора, который оставил его нагишом. Потом принялся бегать по берегу и звать на помощь; ему отвечало лишь глухое, разорванное эхо.
Солнце уже закатывалось. На огородах и в поле — ни души. Всюду давно уже бросили работу.
По реке плыла барка, оттуда ему, конечно, помощи не получить. Но не бежать же ему голым по пригороду, ведь следом толпами побегут, решат — арендатор с ума сошел.
Тут ощутил он голод: купался, плавал и давно уже ничего не ел. Да и холодно стало, наступил вечер, и у арендатора зуб на зуб не попадет.
Вспомнил он, что голод и холод — достояние нищих, и встревожился. Потом обуял его гнев против самого себя: как это человек позволил обмануть себя глупенькой пташке? В глухой злобе кинулся он на землю.
Заходящее солнце выглядывало из Вислы пламенеющим оком, будто насмехалось над ним.
На верхушке холма тем временем засияли окошками еврейские домики, задышали субботним покоем и миром.
На окраине медленно зажигались окна и в крестьянских избах, там уже заплясали веселые огоньки. Огоньки мельтешили и на берлинах, проплывавших по реке.
И все это ему назло, назло, — так казалось ему.
Мало того, в тишину со всех сторон стали врываться звуки: из местечка доносилась субботняя молитва, с окраин — веселые песни девушек и парней. Кто-то на судне играл на мандолине, и ему вторили свистом.
А он вынужден был лежать, как проклятый, на земле.
Это все больше бесило его. Он валялся на земле и со злости грыз ногти на пальцах.
Наконец все кругом стихло. Тогда он вскочил и помчался задами домой; скакал по огородам, выбирался из одной лужи, попадал в другую.
Домой он добежал запыхавшийся, еле живой. Но тут уже все было окутано мраком; ворота и двери на запоре, окна закрыты ставнями.
Это его вовсе взорвало.
— Нежатся! Не дождались хозяина!
Уж он им покажет! Особенно драгоценной супруге! Слугу, как собаку, выгонит вон!
Он подбежал к воротам и принялся колотить кулаками.
Из кухни выскочил слуга.
— Эй ты, бродяга несчастный! — закричал он. — Здесь не ночлежка. Услышит хозяин — прикажет ребра тебе пересчитать!
Арендатору точно пуд свинца взвалили на грудь: эти слова он только недавно сказал убогому офене: «Я прикажу тебе ребра пересчитать!»
Тем временем слуга подошел поближе к воротам и заглянул в щель. Увидев голого человека, он схватился за бока: