Читать «Хидэёси. Строитель современной Японии» онлайн - страница 8

Его отец Яэмон, конечно, не был богачом и тем более не имел отношения к знати, но принадлежал к людям, стремившимся обрести фамилию. Это уже было много: простые смертные носили только личное имя или прозвище (адзана), исчезавшие вместе с ними и никогда не становившиеся той генеалогической нитью, которая соединяет людей сквозь времена. Легенда утверждает, что право носить патроним и передавать его детям Яэмон приобрел на полях сражений. Но какие бои мог вести такой человек, как он, в какой армии и сколько лет, чтобы заслужить такую честь? Непохоже, чтобы он оставался военным надолго, едва ли он достиг и очень высокого чина. В лучшем случае он, должно быть, исполнял временную и не всегда добровольную службу периодически, когда этого требовали перипетии феодальных войн и позволял сезон, а также полевые работы.

Кем мог быть Яэмон? Несомненно крестьянином, который, чтобы улучшить свое незавидное положение, а также выполнить повинность, стал «легкой ногой» (асигару); когда его призывали, он, в соответствии со своим скромным званием, становился в последний ряд эскорта Ода Нобухидэ, могущественного и богатого местного сеньора. И, приняв фамилию (если это когда-то произошло), он выбрал скромный патроним, связанный с его происхождением и должностью, — Киносита, буквально «Под деревом» или «Под веткой»; трудно найти более банальное словосочетание. Великие мира сего присваивали себе совсем другие имена, напоминавшие об импозантных садах императорского дворца или об изысканных местах столицы.

Таким был семейный очаг того, кто станет великим Хидэёси, — очаг несомненно достойный, но из самых скромных. Мальчик получил личное имя, детское (емё) — Хиёсимару, а потом, немного позже, Токитиро, которое он сохранит, не считая одного слога, до тех пор, пока господин в 1558 г. не даст ему другое.

Чтобы представить этот мир зрительно, можно обратиться к картинам той эпохи, а чтобы понять — к романам-эпопеям, очень модным в то время, к этим повествованиям, где участвовали представители всех социальных слоев, весьма далеким от придворных романов тысячного года, которые выводили на сцену лишь аристократов. Поэтому не вызывает сомнений, что деревню окружали поля риса, хлопчатника — его начали возделывать недавно, и его культура расширялась, — и конопли, по преимуществу для производства текстильного волокна. Следует ли, уточняя картину дальше, представить себе один из тех красивых домов этой области, свидетельства о которых сохранились как раз для района, близкого к современному Гифу? Нет — во всяком случае не в их нынешнем состоянии: большинство домов только сто лет спустя, в эпоху Эдо, приобрело сложные элементы, придавшие им комфорт и утонченность — сельские, но подлинные.

Детство, а потом отрочество Токитиро окутано полумраком, откуда все-таки проглядывает жестокая реальность семейных драм. Его отец умер около 1544 г., мать из экономических соображений вскоре снова вышла замуж; от этого нового брака родилось по меньше мере еще двое детей — сын и дочь, получившая поэтичное имя Асахи-химэ, «Принцесса утренней зари». К этому семейному очагу, восстановленному после беды, Токитаро сохранит крепкую привязанность всю жизнь; к матери он проявлял любовь, иногда напоминавшую культ. Об этой нежности свидетельствует письмо, единственное, которое было адресовано непосредственно матери; написанное гораздо позже, в 1590 г., в момент, когда он наконец держал в руках всю Японию, это послание, пылкое и простое, звучит как крик любви: