Читать «Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 2» онлайн - страница 487

Приближаясь к завершению своего восьмого десятка, он остался кармелитом в сердце. Глубочайшее значение молитвы, написал он однажды, может быть понято только через долговременное размышление о тексте Послания к Римлянам святого Павла:

Ибо тварь ждет с напряжением откровения сынов Божиих. Ибо тварь была подчинена суете не по своей воле, но ради подчинившего ее в надежде, потому что тварь и сама будет освобождена от рабства тления в свободу славы детей Божиих. Ибо мы знаем, что вся тварь вместе стонет и ширится родами доныне. Более того, имея и сами начаток Духа, мы стонем и сами в себе, ожидая усыновление, искупление тела нашего. Ибо мы были спасены в надежде. Но надежда, когда ее видят, не есть надежда: ибо, если кто что видит, чего ему и надеяться?

(Рим. 8.19–24.)

Его молитва была молитвой счастливого, живущего в надежде человека, который верит и хочет подтверждения перед миром «ценности существования, ценности творения и надежды на будущую жизнь». Он был совершенно убежден, что «зло… является не принципиальным, не окончательным», но он также учил, что радость христианского опыта, основанного на знании о победе Христа над злом, усиливает сознание силы зла в мире. Жизнь и ежедневная папская обязанность принесения в молитве страданий мира Господу углубили его кармелитское чувство, что все дороги истины в конечном счете прокладывают себе путь на Голгофу, на Крест. И Голгофа была и остается пустынным местом.

Как многие в его возрасте, Иоанн Павел II в конце своего восьмого десятка иногда испытывает одиночество, которое Данута Михаловская драматически показала в пьесе «Я, безымянная». Даже когда он входит в крестный опыт Христа, надежда, которую он берет в победе Пасхи, делает его еще более неотразимой общественной фигурой. Одиночество, присущее автономной самоуверенной личности, охотится за человеком в конце двадцатого столетия. Свобода, понимаемая как своеволие, не ведет к возрастанию человеческого счастья. На самом деле своеволие сделало миллионы жизней более одинокими, живущими со своими правами, но мало с чем еще. Анализируя этот фригидный культурный климат, философ Аласдэр Макинтайр пришел к заключению, что мир ждет не Годо, «но другого, — без сомнения, другого — святого Бенедикта». Это прекрасное описание таких людей, каким стал на рубеже тысячелетий Кароль Войтыла: человек, чей жизненный опыт формирования общностей выходит за рамки одиночества современности — из «маленькой семьи» «Родзинки» и общности «Шродовиско» в массу человеческой истории и кому дано получить глобальное видение через таинство избранности.

Как противоядие от отчаяния среди разнообразных форм сумасшествия нашего времени Папа постоянно предлагал опыт жертвенной любви, в котором мы научимся судьбе, ждущей нас на дальней стороне одиночества, — жизни внутри общности Бога — Отца, Сына и Святого Духа. Именно так поступал святой Бенедикт при формировании монастырских общин в «темные века».