Читать «Имя и отчество» онлайн - страница 2
Родион Карлович Ребан
А ведь был и у меня праздник, не в школе, нет, а вот когда еще сам учился в художественном училище, так между предпоследним и последним курсом, практика называлась, мне достался пионерлагерь. (У нас было три варианта практики: пленер; ну, это тем немногим талантам, кто серьезно готовился в художественные мастерские, школа и, значит, лагерь). И когда я водил ребят рисовать виды, закаты, пни и листочки, усаживал за натюрморт — барабан и горн с красной драпировкой, — когда спал с ними в палатке и что-то рассказывал и что-то там распутывал в их делах, ссорился с родителями, окопавшимися в длительной осаде вокруг территории, следил за порядком в столовой и вставал среди киносеансов, чтобы смирить взглядом фосфоресцирующую в темноте от возбуждения живую массу, — да ну что там! — я был счастлив…
Вот тогда я маленько понял, какая томит меня жажда, когда, так сказать, глотнул этой нечаянной радости.
В общем, я и не спорил с этим детдомовским директором, но, как каждый сомневающийся, который всегда испытывает потребность в доказательствах, показал ему свой диплом. Он почему-то обиделся и не взял даже в руки, будто диплом был липовый. Он, кажется, совсем ни во что не ставил бумагу, вообще документ. Я-то, конечно, ничего, но мама сильно обеспокоилась, она не могла понять, чего, в конце концов, этому гостю надо. Смотрел он очень уверенно, сидел грузно и как-то слегка ворочался, чашечку с чаем держал в мощном кулаке — пил как из кулака, — был переполнен здоровьем и силой. Поворочался и вдруг стал дотошно объяснять, как можно проехать к нему в детдом, каким автобусом…
Потом уж я догадался, что он на пушку брал, у него же плохо с воспитателями, и не кадры к нему, а он за кадрами ходил, и жалоба в облоно у него была всегда одна: помогите с кадрами.
В школе он об этом со мной больше не заговаривал, для него дело было уже решенное.
Звали его, кстати, Гордей Гордеевич.
Если б мне предложили подобрать ему имя, я б назвал его как-нибудь Никодим Никанорович, что ли, или там Прокоп Лукич, или даже Пуд Гордеевич, что было бы совсем близко. Как только он назвался, я увидел, что точно, что Гордей Гордеевич, — теперь не сдвинешь.
В толпе комиссии — все, кстати, мужчины; два интеллигентных старика, двое без четкого возраста и какая-то еще юная жердь в мальчишеских прыщах и золотых очках, — мой директор выглядел то ли мельником, то ли купцом; в общем, напоминал что-то старое, вернее, старинное; кроме имени очень к нему подошли бы картуз, например, рубашка, перепоясанная ремешком, и хорошо можно представить, как он с керосиновым фонарем идет в конюшню потрепать лошадь по гриве, как стонут рессоры брички под его грузным телом…