Читать «Имя и отчество» онлайн - страница 6

Когда наступает шесть часов, ничего не происходит. Я вхожу в корпус, заглядываю в раздевалку, в комнату для занятий, потом на второй этаж в общую комнату, где выключаю телевизор, потому что его никто не смотрит. Тотчас появляется мальчик с зубной щеткой во рту, с немым гневом включает телевизор и снова исчезает. Несколько минут я тупо смотрю на экран, где сосредоточенный политический обозреватель говорит умные вещи.

Наверное, я уже работаю. Минут пятнадцать я так работаю, потом иду кого-нибудь спросить, что я должен делать. И я спрашиваю бегущих куда-то людей, куда это все бегут. Бегут так, что я ощущаю себя нечетко, как на ветру. Так стоят внаклон, придерживая шляпу. Я стою, но в то же время весь в движении — это трепещет на ветру мое любопытство. Ага, оказывается, на линейку.

К тому времени, когда я наконец отыскиваю свою группу, выясняется, что именно моя группа наказана получасовым штрафом, — кто-то где-то сжег какой-то погреб.

Все разбегаются, мы стоим.

Интересно, как это может гореть погреб?

— Совсем сожгли? — спрашиваю я.

— Да не, не совсем.

Я еще чужой. Погреб, который горит, — понятно. Погреб горит, колодец падает, чердак идет ко дну, — понятно.

— А вы чего тут? — спрашивает какой-то мальчик.

Ну конечно, обязательно находится один, который делает вдруг большие глаза: «А вы чего тут?» Кажется, ты еще утром положил его к себе в карман, а вечером он вдруг высовывается и таращит глаза: «Э, а ты кто такой?» Он опаздывает в класс и, распахнув двери, недоумевает: «Э, а вы чего тут так рано?» Ему показывают на часы, но и тут он гениально бестолков: «А чего они бегут?»

Стоим каких-нибудь пять минут, а ребята уже посматривают на часы. У многих часы. У одного — его зовут Павел Батыгин, Батыга, а еще Цыган — часы на обеих руках, на шее на шнурке висит мотоциклетный ключ зажигания. Излучает красоту. Помещен как бы в некую прозрачную стерильную капсулу, которая защищает его от всего грязного, — все в нем соразмерно и красиво. Ключ выглядит драгоценностью. Черная в обтяжку трикотажка с большим вырезом, длиннейшие кудри щекочут спину. От всех немножко пахнет уксусом — сегодня в бане им промывали уксусом головы, — Цыган тоже благоухает; других это смущает, а его нисколько. Вряд ли он все-таки цыган, но что-то есть. Днем при случае я спросил его, где у него отец, он сказал: «Погиб на фронте». И смущен был не он (он 57-го года рождения), а я. (Больше таких вопросов в лоб не задавать; Батыгу взять на заметку в смысле опоры; пункт седьмой.)

Как-то сложно я себя ощущаю: то ли отбываю наказание вместе со всеми, то ли группа отбывает наказание, а я ни при чем, то ли вдруг это я отбываю, а группа ни при чем. Чувство вины — это удел взрослых. Судя по лицам, группа действительно ни при чем.

От нечего делать я пересчитываю ребят по головам. Почему-то двадцать два. Двое лишних. Снова пересчитываю — теперь двадцать пять, и подходят еще. Начинается какое-то движение, перемещение, одни уходят, другие приходят, появляются бутерброды; в среднем остается все-таки как бы группа, но в этом нет, конечно, никакой обдуманности, напрактикованной слаженности — просто так получается. Некоторых Батыга даже прогоняет, но не потому, что они нарушают среднее число, — тут происходит некий отбор.