Читать «Рыбка из «Аквариума»» онлайн - страница 114

Юрий Николаевич Папоров

Шеф резидентуры работал в Мексике чуть более полугода, он был хорошо образован, профессионально подкован, рассуждал о состоянии дел в резидентуре Тридцать седьмого толково и доброжелательно. Когда они отработали все детали, шеф неожиданно заговорил об Александре Солженицыне, о положительной роли, которую его произведения могут сыграть в дальнейшем развитии советской литературы.

Серко подумал, что его «прощупывают» на лояльность. Следовало бы воздержаться от откровенных комментариев, однако он сказал:

— Если судить по тому, чему я только что был свидетелем, Солженицына мы больше печатать не будем, а его коллеги из Союза писателей ни один не осмелится возвысить голос свой и пойти его путем.

— Вы так думаете?

— Уверен!

— Оттепель, считаете, идет на убыль?

— Вне всякого сомнения! И потому укрепление нашей военной мощи — гарантия…

— Чего? — живо заинтересовался командир.

Серко вновь не стал дипломатничать:

— Того, что Союз еще долго продержится.

— Будем надеяться!

На этом литературная часть беседы кончилась, и разговор пошел о том, что резидентура намерена передать ему на связь своего давнего агента, преподавателя Национального политехнического института, уволенного на пенсию по возрасту.

— Ума не приложу, как я этого старика буду использовать! — взмолился Петр.

Шеф подбодрил:

— Вспомните своего тестя, дорогой! Тогда с нашей стороны было упущение. Надеюсь, вы это понимаете?

— Понимаю. Ну что ж, за дело!

Они расстались с обоюдным чувством сожаления, что не имеют возможности часто встречаться. Петр не мог объяснить себе, почему именно у него сложилось ощущение, что внутренне шеф ему немного завидует, как бы жалеет, что не находится на его месте. Объяснение пришло, когда однажды Род, спеша домой под бок жены, вспомнил того агента резидентуры, который пытался, используя свое положение по службе, переспать с Глорией и которого он, полковник Серко, в обе свои поездки в Москву не был в состоянии ни видеть, ни установить фамилию.

* * *

Знойно стрекотали цикады. Бархатный шатер смоляного неба радостно украшали мириады звезд. Дождливый сезон завершился необычно жарким декабрем, и все готовились к рождественским праздникам и встрече Нового, 1967 года.

Род оставил машину на безлюдной проселочной дороге и ушел с рюкзаком за плечами туда, где среди бескрайнего поля кактусов возвышалась желанная рощица. Он разбросил антенну, включил приемник: до сеанса оставались секунды.

Сеанс был коротким, и только Мишель отключил питание, как чья-то рука легла на его плечо. Род сидел на корточках и как освобожденная пружина взвился вверх, отскочил в сторону. Перед ним, в белой рубахе навыпуск и белых кальсонах, стоял индеец — местный житель. Круглое, смуглое лицо, на первый взгляд показавшееся придурковатым, нагло улыбалось. Но Род ясно видел, как искрилась плутоватость в его глазах. Индеец явно понимал, что этот белый городской житель делал что-то недозволенное, поэтому и протягивал к нему руку за вознаграждением в обмен на молчание.