Читать «Старая эльфийская сказка» онлайн - страница 4
Константин Фрес
Потом их находили в какой-нибудь канаве. Мертвыми.
Осмотрев меня, старуха засмеялась.
— Крепкий, — сказала она, треснув меня по ноге своей палкой. — Хороший получится раб из тебя, эльфик.
За еду и кров я стал работать на неё.
К работе я был привычен — мы с матерью жили одни, и всю тяжелую работу по дому выполнял я.
Но была еще одна особенность проживания у этой старухи.
Каждый вечер она поила меня своим зельем.
Привычный к горьким травам, я послушно их пил, и со мной происходили странные вещи.
Зелье старухи делало меня счастливым, я забывал об усталости и даже пытался плясать и петь.
И зеленая ядовитая луна не звала меня уже так сильно. Случалось, я ругался на неё, отражающуюся в ручье, и она гасла, становилась бледной и белой.
Свой восемнадцатый день рождения я встретил в грязной луже, с головной болью, больной и разбитый.
Вот в чем был ужас моего положения, и всех тех, кто жил у этой старухи до меня.
Старухе отдавали людей, которых община считала никчемными и ущербными, чтобы она медленно сводила их в могилу. Никто в поселке не взял бы на свою душу такой грех, как убийство человека, и старуха тоже.
Но к её зелью привыкали, и уже не могли без него жить. А оно медленно отравляло людей, и они просто умирали.
Глава 4
Жизнь моя у старухи потекла однообразно и страшно.
Я почти потерял человеческий облик. Одежда моя быстро приходила в негодность, потому что, пьяный, я не выбирал места, где мне упасть.
Мылся я тоже крайне редко, лишь тогда, когда старуха забывала влить в меня свою отраву, и голова моя способна была соображать. Волосы мои отросли настолько, что их можно было сплетать в косы, но кому придет в голову копаться в грязных, спутанных волосах?
Отравленный старухиным варевом, я не мог есть и отощал так, что даже прошлогодняя одежда висела на мне мешком. От голода я ослаб, и когда старуха, недовольная чем-то, колотила меня палкой, я не мог сопротивляться ей. Каждый вечер, когда я кое-как справлялся с чашкой каши, она принуждала меня пить свою отраву. Если я противился, она колотила меня, валила на пол и насильно вливала в рот свою дрянь. Потом мне становилось хорошо; яд дарил мне чувство эйфории и свободы, и дальше я пил его добровольно.
Одно лишь существо в целом мире жалело меня и изредка, украдкой, навещало меня по вечерам, когда я, опоенный, валялся у колючих кустов, окружающих дом старухи.
Это была Гурка, девчонка из деревни. Кажется, она тоже была полуэльфом. Не помню; помню только, что её так же лечили у знахаря, и она тоже плевалась и визжала, как дикая кошка, когда её поили святоцветом. Но ей, в отличие от меня, лечение помогло.
Гурка была худой и нескладной, как паучок-косиножка. Несмотря на то, что она девочка, на ней вечно были надеты какие-то мешковатые серые штаны и огромная серая рубаха. Волосы ей остригли, отрезали, и они торчали в разные стороны, как солома в воробьином гнезде.
Чтобы навещать меня, она проделала лаз в колючих зарослях кустарника, и по этому тоннелю приходила по вечерам.