Читать «Аппассионата. Бетховен» онлайн - страница 185
Альфред Аменда
Теперь он вдруг почувствовал раскаяние и робко, с сознанием собственной вины спросил:
— Может быть, господин фон Гёте разрешит доставить ему удовольствие? Друзья утверждают, что я неплохо играю на фортепьяно. Правда, противники, которых у меня гораздо больше...
Великолепной формы ладонь легла на его грубую руку.
— У всех у нас гораздо больше врагов, чем друзей. — Аполлон снисходительно улыбнулся. — Я предпочитаю всегда оценивать себя сам, и это, как ни странно, приносит мне удачу. Вам не слишком наскучит мой рассказ об этом?
— Ваше превосходительство...
— Так вот, Фридрих Якоби, президент академии в Мюнхене, году эдак в восьмидесятом осудил мои поэтические опыты, назвал меня хвастливым мерзким щёголем и навсегда повернулся ко мне спиной. После столь категоричного заявления его примеру последовали остальные добропорядочные люди нашей нации. Таким образом они дают понять, что вы к этой категории не относитесь.
— Ну это я перенесу, — проворчал Бетховен. — В восьмидесятом году? Именно тогда мой первый публичный концерт закончился полным провалом.
— Слушайте дальше. Я попросил Иоганна Генриха Фосса просмотреть моего «Рейнеке-лиса», и он вымарал мне чуть ли не каждый гекзаметр. Клопшток — чувствуете, господин ван Бетховен, какие громкие имена, — очень резко отозвался о моей «Ифигении», а господин Иффланд оценил её как совершенно банальную вещь. Вам известна эта драма?
— Увы, нет, ваше превосходительство.
— Ценю краткие и правдивые ответы. — В глазах Гёте не мелькнуло даже тени недовольства. — В свою очередь, должен признаться, что и я не слишком знаком с вашей музыкой.
Оба они почти одновременно доброжелательно улыбнулись друг другу.
— Впрочем, я сегодня случайно вспомнил отзыв господина Франца фон Шпауна о «Фаусте»: «Мало-мальски сведущий в технике версификации должен признать, что господина Гёте никак нельзя отнести к мастерам стихосложения. Особенно убогим представляется пролог». Извините, я говорю достаточно громко?
— Я понимаю каждое слово вашего превосходительства. Только не сочтите это за лесть.
— Вижу-вижу, но слушайте дальше: «Несчастный-фауст несёт какую-то околесицу, да к тому же ещё безобразно зарифмованную. Напиши я столь плохие стихи, мой домашний учитель беспощадно выпорол бы меня. Бред больного не так утомителен, как пресловутый «Фауст» Гёте».
— И такое сказать о вашем едва ли не лучшем произведении. — Бетховен с трудом дождался конца фразы. — А ведь я мечтаю написать к нему музыку, которая бы... — Он замялся, подыскивая подходящее выражение: — Нет, уж мой домашний учитель за неё бы меня пальцем не тронул! Он уже давно в могиле, и я сочту за честь назвать вам его имя: Христиан Готтлиб Нефе.
— Что ж, иметь такого выдающегося учителя — это действительно большая честь для вас.
— Как же я благодарен Беттине Брентано... — Он тут же поспешил поправиться: — Госпоже фон Арним за то, что она принесла мне тогда «Фауста».
Ему показалось, что глаза Гёте на мгновение словно подёрнулись пеленой недовольства, и он тут же смущённо замолчал.