Читать «Аппассионата. Бетховен» онлайн - страница 172

Мельцель поставил перед Бетховеном небольшой ящик, имевший форму пирамиды. В середине в определённой последовательности размещались надписи: ларго, адажио, аллегро, престо, а справа и слева были обозначены линии и цифры. Над шкалой был установлен маятник со сдвигающимся грузиком.

— Название я ещё не придумал, — внёс небольшое уточнение Мельцель. — Хронометр не подходит, поскольку таковыми являются все часы. В общем, это метроном, но особый, позволяющий устанавливать ритм любого музыкального произведения. Я сейчас заведу его. Какой желаете темп?

— Медленное адажио.

— Прекрасно, сдвигаем рычажок, скажем, к отметке «сто двадцать» и...

Маятник закачался под ритмические звуки: так, так, так, так, пинг, так, так, так, так, пинг...

— Внутри ящичка звенит серебряный колокольчик в четыре четверти тона. Если угодно, можно задать престо в три четверти тона. Рычажок справа сдвигаем к цифре три, и тогда всё перемещается к отметке «двести». Уже почти престиссимо.

Пинггата! Пингтата!

— Превосходно, Мельцель! Позднее нужно лишь перенести цифры на ноты, чтобы музыканты знали, какой приблизительно темп хочет задать композитор... Может, вы дадите мне метроном с собой, господин Мельцель. Он будет моей... музой.

— Кем?

— Глупая мысль, разумеется, — смущённо улыбнулся Бетховен, — но мне кажется, он вдохновит меня при работе над Восьмой симфонией.

— Только ненадолго, господин ван Бетховен. У меня пока только один экземпляр, я хочу потом дать его посмотреть кое-кому из наших светлых умов.

После его ухода Мельцель долго сидел, погруженный в раздумья. Затем он встал, потрогал острые штыри на валике и принялся расхаживать по комнате, не замечая, что разговаривает сам с собой:

— Механический орган я сделаю, но как мне помочь Бетховену? Ведь он поистине великий композитор. Что, что бы мне такое изобрести?

Так-так-так...

Бетховен угрюмо посмотрел на метроном. Он мог отбивать такты торопливо или, наоборот, с тягучей медлительностью, но всё равно каждый удар его маятника отмерял заодно и время. Уходил в небытие один день, начинался следующий...

Так-так-так...

Одолеваемый тяжёлыми предчувствиями, Бетховен сильно стиснул губы. Пятнадцатого марта 1811 года в силу вступил так называемый «финансовый патент», лишивший его половины назначенной ему друзьями пожизненной пенсии.

Теперь он будет получать не 4000, а лишь 1360 гульденов. Это было чистейшей воды кражей, но только узаконенной государством.

Да и вообще из этой пенсии он тогда получил только половину суммы. Ныне же у прекрасной сказочной птицы под названием «надежда» окончательно подрезали крылья. Оставалось ещё ощипать её и...

Ко всему прочему, ему приходилось содержать семью брата Карла, которому, несмотря на громкое звание чиновника для особых поручений финансового ведомства, вполовину урезали жалованье. Жену его Бетховен терпеть не мог, но он не мог допустить, чтобы голодал его юный племянник, которого также звали Карлом. У Иоганна же дела, напротив, пошли в гору. Он никогда звёзд с неба не хватал, но весьма преуспел в перепродаже французских лекарств и стал владельцем аптеки в Линце.