Читать «Мои седые кудри» онлайн - страница 188

Тотырбек Исмаилович Джатиев

— Граждане! Товарищи! Друзья-хлеборобы, простите меня, если я не найду достойные слова и буду говорить коряво. Я не оратор и не ученый. Я просто врагов наших общих до смерти ненавижу, алдаров и буржуев всяких. А за советскую власть голову положу…

Я кивала ему, он смотрел в мою сторону и не видел меня. Люди внимательно слушали Аппе. Он говорил теперь увереннее. Говорил о жизни нашей сегодняшней и о том, какой прекрасной она будет завтра. Говорил о вожде революции Ленине и о памяти и благодарности людской, которая живет в сердце каждого осетина — рабочего и крестьянина. А под конец прочитал слова клятвы, которую советский народ и партия дали, провожая в последний путь дорогого Ильича.

И люди повторяли за ним эти великие слова.

Закончил свою речь Аппе так:

— Ленин жив! Ленин с нами! О нем наши песни и наши дела! Ленин на знамени нашем, и под этим знаменем мы, придет время, победим всех врагов на земле! Это говорю вам я — простой человек Аппе, такой же, как вы, осетин.

И рубанул по воздуху рукой. И раздался гром аплодисментов…

Аппе вытирал пот с широкого и высокого лба, застегивал пуговицы на шинели. Пальцы не слушались его. И он все застегивал и застегивал шинель…

А речь уже повел Гайто.

— Самым лучшим памятником Ильичу будет укрепление рядов созданной им партии, — говорил он. — Как вы уже знаете, по всей стране проходят сейчас митинги и собрания трудящихся, посвященные Ленинскому призыву. На них сами рабочие и хлеборобы рекомендуют принять в РКП(б) лучших, преданнейших сынов родины. По поручению партийной ячейки я обращаюсь к вам, дорогие товарищи: назовите имена тех, кто, по-вашему, достоин быть в рядах ленинских борцов за дело трудящихся. Назовите тех, кто готов посвятить всего себя делу Ленина…

— Достойных у нас много! — раздались со всех сторон голоса. И начали называть имена.

— От лица женщин-осетинок запишите в партию Назират. — Это выкрикнули почему-то мужчины.

А потом сход начал обсуждать громогласно кандидатуры. И хвалили и хаяли. Кого добром, кого злом награждали. Скидок не давали. А когда черед до меня дошел, сорвался с места наш сосед Дзабо. Протиснулся к трибуне с такой злостью, будто хотел кого в порошок стереть. И начал махать руками.

— Если я что и скажу об этой женщине, то плохого ничего не скажу. Сама по себе она баба сурьезная! Дай бог ей здоровья. И спаси, господи, от дяди ее… Об Алимурзе говорю. Жадюга такой, что из пасти собаки кость вырвет… Если он сам по себе и пятна черного на родне не оставляет, тогда Назиратке прямая дорога в партию эту нашу и проложена…

— Эй ты, собачий сын! — закричал вдруг Алимурза. — Слезай и подойди ко мне! Я тебе заткну глотку… Я с тобой… Ах ты рвань такая… Люди добрые! — загундосил Алимурза, хватая за рукава стоявших рядом людей. — Да какой же я жадюга? Да я, если на то пошло, всей душой за советскую власть… А он, собачий сын, шакал такой… Честного человека…