Читать «Убийство на Рождество. Для убийства есть мотив (сборник)» онлайн - страница 184
Фрэнсис Дункан
Филипп Хэммонд был уже немолод, однако выглядел все еще представительно. Светлые волосы начинали редеть, но так, что лишь подчеркивали его внушительность, открывая широкий лоб – лоб мыслителя и человека, привыкшего брать на себя груз ответственности. Черты были твердыми и отчетливыми, хоть рот, пожалуй, казался немного чувственным, а губы – полноватыми. Сложение он имел стройное, даже, пожалуй, тонкое, но соразмерное, и, несмотря на некоторую субтильность, производил впечатление уверенности и силы. По мнению Тремейна, Филипп Хэммонд принадлежал к тем мужчинам, которые нравятся женщинам, умеют внушить им и уважение, и желание окружить заботой. Рядом с таким мужчиной они могли проявлять материнские инстинкты и радоваться, что сбылось их тайное желание: к ним относятся как к слабому полу.
Хэммонд не принимал участия в постановке, хотя его жена играла в ней весьма важную роль. Он занял место возле сцены, но почти не уделял внимания тому, что там происходило. Сразу стало ясно, что эта репетиция далеко не первая. Игра шла гладко, актеры лишь иногда забывали свои реплики. Помощь суфлера – эту малопочетную, но необходимую обязанность взяла на себя Джин Расселл, – им требовалась редко.
По мере того как развивалось действие, Тремейн ловил себя на мысли, что оно все сильнее увлекает его. Поначалу интерес вспыхивал в нем периодически, порожденный скорее актерами, чем пьесой, однако постепенно происходящее на сцене захватило его внимание.
Одной из причин этого был Мартин Воэн. Этот рослый и крупный мужчина демонстрировал явное актерское мастерство. Выходя на сцену, он, казалось, доминировал над остальными. Свои реплики произносил выразительно, и они звучали как истина. Воэн не просто играл – он жил в своей роли.
Пьеса близилась к кульминации, и становилось очевидно, что Воэн затмевает остальных, становится влиятельной фигурой, приобретая значение, которое и не пытался придать ему автор. Вероятно, дело было в том, что его роль разрасталась, он сам неумолимо наращивал ее каждой репликой, а остальные персонажи словно постепенно съеживались, тускнели по сравнению с его блеском, и сила, покидающая их, вливалась в него, придавая другим сходство с марионетками, вяло копошащимися в тени титана.
Эти строки всплыли в голове Мордекая Тремейна. Ему было ясно: нет, он не пал жертвой своей бурной фантазии. Не только он один заметил данный феномен. Это было ясно по лицам, которые Тремейн видел вокруг: белым и неподвижным в полутьме или желтоватым и застывшим под электрическим светом; лицам не только тех, кто смотрел на сцену из зала, но и самих актеров. Об этом свидетельствовали и вопросительные взгляды, какими обменивались присутствующие, и постепенно возникающее затишье, как перед бурей, в напряженной атмосфере зала.
Сандра Борн смотрела на сцену из-за кулис. Тремейн видел шапку ее волос, временами – блеск стекол очков в черепаховой оправе, когда она выглядывала из-за угла каких-то декораций. Стояла она слишком далеко, освещение было недостаточным, чтобы Тремейн мог определить, оправилась ли она после недавней бури эмоций, которую переживала, рассказывая днем свою историю. Однако он полагал, что Сандра Борн сделала все, чтобы скрыть следы потрясений, предшествовавших приходу на репетицию.
