Читать «Материнский кров» онлайн - страница 4

Александр Матвеевич Овсиенко

Жили они в Холодном переулке, на самом краю станицы Псекупской. Хата у них не совсем прочная и вовсе не богатая: дерево, хворост, глина и солома — вот и все, из чего построили ее в двадцать седьмом году. Позже только деревянные полы выстлали в чистой половине и наружный вход дощатыми сенцами закрыли. В общем, простая была хата, под соломенной крышей, такие называли турлучными, их строили на быструю руку как временные, пока у хозяев достаток слаб или не могут построить жилье понадежней.

Когда долго обливали станицу дожди и ветер сек водой по стенам хаты с разных сторон, глиняная обмазка слабела. Непогода могла и вовсе прохлестнуть насквозь такое жилье. Значит, нужно было немедленно делать ремонт, высушивать стены теплом всех печей, в нежданных хлопотах и работе тратить часть своей жизни.

Переулок от речки уходил взгорочком и оканчивался вовсе крутой горой, оттуда далеко видна была вся приречная низина и предгорье. Жить близко к горной речке не каждый мог решиться, неспокойное на берегу Псекупса житье, всяк поселенец должен был себя к тому подготовить. Ульяна поселилась в этом месте четырнадцать лет назад, да и родилась поблизости, отцовская хата тоже стояла на берегу Псекупса. Так что почти сорок годов прожиты ею в соседстве с горной рекой. Переменчивой жизнью прожиты, беспокойной. Это и по внешности Ульяны заметно, и особенно в глазах — всегда в них вопрос, всегда забота и беспокойство, до всего она хотела сама досмотреться, ничему не верила на слово, на первый погляд. Нос у нее был с горбинкой, губы узкие, плотно поджатые и тонкая, как у степной дрофы, шея.

От матери, от Домны Глущенко, передались Ульяне внешность и жалостливость в характере, а та была тихоня и смиренница, восьмерым детям дала жизнь, семерых вырастила. Никакими хворями сама не болея, Домна всю жизнь лечила и жалела других. Над каждым своим дитем тряслась, как над самым дорогим сокровищем. Сохранилась в хате Ульяны старая фотография Домны и всех ее детей, а отца нет на той фотокарточке. Его и на подворье найти было трудно. «Где батько?» — спросит кто-нибудь, пришедший по хозяйственному делу. «Где-то гуляет. А может, по рыбу на речку ушел…» Но у Конона Глущенко было свое оправдание на гулевую жизнь.

— Обабился я, перестала казаков рожать мне жинка, — жаловался он знакомым станичникам. — Скоро и без земли останусь, и хату черкесы спалят, не с кем и отбиться.

— Потому и Домну так часто лупцуешь, и четверых ди́вчат на ниву раньше всех выгоняешь? — сочувствовали Конону и добавляли: — Весь ты в деда Евтуха. В драках на кулаки ты самый первый на нашем краю. А от черкесов братья тебе помогут отбиться и три сына. Целая дружина выступит под твоей командой.