Читать «Кавалер из Беневенто» онлайн - страница 3

Руслан Омаров

— Что же я купил?

— О, нечто весьма ценное — четыре скрипичные ноты!

— За четыре полновесных скуди?! Да ты смеешься надо мной, мошенник!

— Но это не просто обрывок мелодии, а тот единственный, который слышали вы — и только вы, сударь! — по пути из отцовского поместья в Беневенто, когда вам исполнилось лет шестнадцать от роду. Бродячий музыкант играл ее сам для себя, вас не заметив. Разве не вы тогда остановили коня, наслаждаясь нежной печалью разлуки? Неужто не припоминаете? Лиловый, тревожный рассвет, одичавший орешник у старой языческой арки, под которой ночевал этот цыган. Пустая, голая дорога. Затем — во влажной дымке — взхолмленный простор монастырских виноградников, еще по-утреннему сонных… Не дали ли вы себе в этот час обещание вернуться, и непременно такой же вот ранней весной?

— Ах, Мадонна! — только и зову я Богородицу.

Как и чем объяснить, что я заново пережил названный день и первое расставание с домом?! Ни до, ни после не было столь лютой зимы во всей Европе, как зима 1709 года — чудо, что не погибли наши оливковые рощи, но доброго урожая никто не ждал, и подорожал всюду хлеб. Вот почему той скудной весной я отправился в Беневенто искать службы и покровительства Его Преосвященства. Верная борзая, побежав за мной, вилась и поскуливала у конских копыт, но громче пела над выжившей лозой цыганская скрипка, будто обещая возрождение природы. Бывало, под такую же вилланеллу в ноябре и деревенские дети, и наравне с ними я сам — гурьбой, веселясь, толкали ворот маслобойни, прежде чем в него впрягут ослика. Этот ворот был — громадное столетнее бревно, окованное обручами — прислонись к нему щекой и услышишь запах пряный и чуть-чуть смолянистый, напоминавший о прошедшем лете. А как день выпадал на Святого Мартина — то на ворот вешали еще фонарь с цветной картинкой: всадник, отдающий нищему половину плаща… Пронзительная, но мирная грусть, какую знал, должно быть, сам Вергилий, овладела тогда мной — и я долго вслушивался в незамысловатый рисунок народной песни, прежде чем тронуть поводья. Ведь я забыл, забыл об этом!

— Так вот, чем ты торгуешь. Памятью…

— Называйте, как вам угодно, но что такое человек, как не память о себе самом? Без нее он лишь болтливый мешок, кое-как набитый мясом и костями.

— Пожалуй, ты прав, — задумываюсь я. — Да, это стоило всего золота в моем кошельке!

— О нет, сударь, тут вы ошибаетесь. Что куплено за четыре скуди — стоит четыре скуди и ни байокко больше.

— Странно. Выходит, здесь ты ведешь дела без прибытка?

— В моих книгах и прибыль, и убыль сойдутся, как надо, не сомневайтесь.

— Впрочем, это твое дело. А вот… Не могу разобрать, что за вещь опять ты вертишь в руках. Что это и сколько оно стоит?

— Ни вы, ни я, сударь, не узнаем, пока не зазвенит золото.

— Да ты, я вижу, мастер говорить изящными загадками.

Решившись, я насыпаю ему пригоршню червонцев, и да поможет мне Заступник Варфоломей не ошибиться ни в стоимости, ни в покупке!

— Итак…

— Итак, за эту щедрую цену, сударь — луч света, разделенный витражом на зелень и серебро!