Читать «Семь рек Рима» онлайн - страница 94

Марк Олейник

— Но он же не может жевать и глотать, — сказал я, глядя, как лицо разбойника стало наливаться кровью. — Ведь на том свете никто не ест.

— Пойдемте, — Гай развернулся к выходу. — Конечно, не ест и не может, но когда человека мучают, кого интересует, что он может?

Через некоторое время мы вернулись в пустой барак, где от стенки к стенке летали стоны и крики.

— Ну что? — спросил книжник. — Какие мучения вам кажутся самыми гнусными? Осмотр лучше с них начинать. Чтобы потом перейти к казням помягче, почеловечнее.

Глава одиннадцатая

— Подождите, — остановил я Гая после того, как мы вышли из очередного пыточного подвала и я остановился, чтобы хоть немного придти в себя. — Могу я вас спросить кое о чем?

— Можете, — ответил книжник. — Только быстро. Тут все за всеми следят. Мне не хочется получить из-за вас лишнюю порцию завтра.

— Быстро, — кивнул я. — Вы сказали, что пытаетесь приучить не мучить вас, щадя Османа. То есть если все здесь договорятся, то никакого ада не будет?

— Теоретически так. Но поймите, здесь потому и ад, — сказал Гай из Александрии, — что это невозможно.

— Но почему? Они же точно знают, что ждет их завтра! Почему же не договориться?

— Потому, — ответил александриец, — что жертва никогда не договорится с насильником.

Подвалы с их темными проходами были как пропасти, куда я заглядывал и каждый раз чувствовал дикий страх от увиденного. Я не буду описывать то, что встречало меня там — это было настолько чудовищно, что если ваше воображение не может нарисовать подобных картин — это только к лучшему. Те же, кто видел пытки и казни, легко поймут меня.

На меня эти картины неожиданно оказали не только эмоциональное воздействие, но и сугубо материальное тоже. Ощупывая свое лицо, я обнаружил, что сильно похудел и что у меня стала быстро расти борода. Сначала это была просто щетина, но на третий или четвертый день я мог уже видеть ее конец. Борода была седая и жесткая.

Второе, что меня беспокоило гораздо больше, касалось моей одежды — она стала стремительно изнашиваться, ветшать, на ткани появились прорехи, и вскоре я уже разгуливал голым по пояс.

Люди в аду издевались друг над другом со сладострастием истинных садистов. Сколько мольб, стонов, криков, молений я слышал каждый час — и ничто это не действовало. Человеческую плоть рвали, жгли, уничтожали сотней разных методов. Человеческую плоть здесь не просто мучили — здесь ее лишали достоинства, и сердце мое билось все медленнее, потому что хотело остановиться, видя этот ужас.

На следующий день вместо Гая у меня был другой провожатый, и человек, оказавшийся в его власти, был подвержен им таким зверствам, что я едва не набросился на него. Но это был всего лишь второй день. Вернее, начало второго дня.