Читать «Семь рек Рима» онлайн - страница 83

— Дионисийский культ, — проронил Харон. — Старая удалая штука. Итак?

— К следующей реке, — ответил я. — К красной реке. Такие, кажется, слова были.

— Иногда ты удивляешь меня в хорошем смысле, — улыбнулся мой черный спутник. — Впереди река действительно красная. Вот только не знаю, как она тебе понравится.

Мы тронулись, и тени неожиданно остались позади. Пропали звуки, исчезли тени. Идти было покойно.

Глава восьмая

Скальпель в моей руке соскользнул на несколько миллиметров — синяя перчатка была испачкана кровью. Скальпель скользнул, я инстинктивно сжал его и, наверное, в этот момент и совершил импульсивное движение всем телом — я испугался, что он упадет.

Лондонский сухой джин в смеси с тоником — очень вкусная и такая же опасная вещь. Пьется такой напиток как обыкновенный лимонад, и сознание отключается только тогда, когда ты вылакал уже ведро.

На следующее утро мне следовало отказаться от операции, но чем я мог объяснить свой отказ? Тем, что пил вчера в одиночестве, пока не свалился, окончательно прилипнув к дивану, на коже которого я и проснулся сегодня?

Тем не менее операция шла как обычно, мне даже показалось, что лучше, изящнее, чем всегда. Я как будто даже не смотрел в разверстый живот пациента, делая автоматические умелые движения, пока скальпель не подвел меня.

Сочетание. Это самое подходящее слово, потому что проткнуть стенку брюшной аорты таким коротким движением, почти без усилия, совершенно невозможно. Внутри аорты высокое давление, кровь брызжет из нее примерно в десять раз сильнее, чем если вы порежете палец. Кровь ударила в потолок.

Остановить такое кровотечение сразу нельзя. Можно попробовать зашить стенку, но к этому моменту вытечет по крайней мере литр крови. Или больше.

Я успел зашить стенку за двадцать семь секунд — анестезиолог засек время. Он тоже все сделал молниеносно — струйно прокапал полтора литра реомакродекса, и давление восстановилось.

Когда я разделся после операции, стоя перед зеркалом, мне показалось, что я вижу живого мертвеца. Бледный, мокрый, с остановившимся сердцем и лицом, я мог думать только об одном — не разойдется ли мой шов.

Шов не разошелся ни в первые сутки, ни во вторые. Пятые. С ним все в порядке было и на шестые сутки — по крайней мере, до того момента, когда пациента перекладывали на каталку, чтобы отвезти из реанимации в обычную палату.

Санитар утверждал, что он поскользнулся — и правда, полы были свежевымыты, но так или нет — не важно. Пациент как кукла выскользнул из его крепких рук, свалился и умер еще до того, как его успели снова взять на стол. Когда я узнал об этом, то опять напился. Это была только одна история. Об остальных случаях, если они и были, я заставлял себя не помнить.

Все это произошло до Пат. Ей я никогда об этом не рассказывал.

* * *

Мы с Хароном стояли на берегу багрово-красной реки и смотрели на вздувшиеся как мышцы волны. Река чавкала и стонала. Иногда волны распрямлялись, как потягивались, а потом снова напрягались, наполнялись — стоны становились душераздирающими.