Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 1» онлайн - страница 51
Владимир Василенко
Он хлопнул Логинова по плечу, желая оборвать разговор. Бледна была Екатерина Владимировна.
— Что ты, Кать, нездорова?
— Голова болит.
Логинов перебирал взглядом их обоих.
— Чудесная жена у вас, Андрей Васильич, когда-то мы все за ней волочились…
— Нечего вам было делать, — пробормотал Андрей.
Екатерина Владимировна вспыхнула. Какое оскорбление!..
Логинов собрался уходить. Когда Екатерина Владимировна закрывала за ним дверь, сказал шопотом:
— Желаю вам того, чего у вас нет, — счастья. До свиданья, госпожа Алакаева.
— Птиченька?.. — позвал Андрей.
Ложились. Андрей знал, что она сегодня чужая, враждебная. Когда же, когда поймут друг друга?..
Птиченька ощутила, как мужнино одеяло взметнулось к ней, просунулась теплая рука, обняла за плечо…
Еще милой нежностью дышал Андрей, а она лежала молча, недвижно, стиснув зубы.
Потом вскакивала, убегала в кухню и звенела чем-то, плескаясь водою.
— Кать, не надо! — мучительно звал Андрей. Он понимал, что она освобождалась от его чар, сбрасывала с себя его поцелуи, поднимала мятежную голову. — Иди, не надо…
Она возвращалась, захолодевшая, с освеженными бедрами.
Так они засыпали, и большое лицо Андрея в полумраке извивалось виноватой, страдающей улыбкой.
* * *
Ластилось лето.
Город все еще спал. Солнечные уколы не могли его разбудить. Город затыкал глаза, уши, немой, слепой лежал трупом на болоте. Недаром вспоминалось — Быть Петербургу пусту…
От осиновых дров набережная как будто в лишаях, барки топорщатся на воде, загораживая синеву, горбатые мосты чванливо сбрасывают белесую пыль.
Дети скучают в городе.
Кирик сидит на тумбе бульвара Профсоюзов и жалуется малышам:
— Голова болит и ноги слабенькие.
— А ты проси тятьку отпустить тебя на родину.
— Какую родину?
— Да ну, дурак, в деревню, в село.
— Никакого села я не знаю, — возмущается Кирик, — про что ты говоришь? Дядя Андрей ездил к родным, а я не ездил.
— Кто, дядя Андрей?..
— Мамочкин муж… как его?.. отчим.
— А-а… — мальчишка задумался, а вихлявая девчонка посоветовала:
— Ты с мамкой поезжай к евоным родным.
— Мы-то, к ним?.. — засмеялся Кирик. — Мамочка не поедет.
— Они разругамшись?
— Нет, что ты!..
— Так почему же?..
Кирик задумался. Почему бы, в самом деле, не поехать? Вспомнился дядя Николай, машинист, евший с ножа, маме он не понравился… Нет, в деревню им не поехать.
— Мама не любит деревенских.
— Ишь ты, Кирка. Форсишь! Чего форсишь? Гвоздев рабочий.
Кирик вспыхнул, сам не зная почему, и топнул ножонкой:
— Я не Гвоздев, я — Алакаев, мамочка была папиной женой папа офицер, только он умер.
— Ффью! — свистнул мальчишка. — То-то у тебя нос воробьиный. Истончали вы, офицеры!..
Кирик нахохлился, как птичка, и пошел прочь. Девочка побежала следом.
— Не сердись, Кирка, — зашептала. — Петька от зависти. У-у жигаль… Ему жаль, что Гвоздев пайки заграбастывает.
Кирик молчал. Она стала еще угодливее:
— Ты добренький, Кирка, принеси мне воблинку, одну воблинку, сегодня вечером, я никому не скажу.
— Принесу.
— Тебе мамка не даст, так ты утащи.
Кирик думал ответить, что таскать нехорошо, но не хотелось показаться жадным… Он добренький, для доброго дела можно и утащить разочек.