Читать «Вор черной масти» онлайн - страница 26

Екатерина Германовна Русак

Была в этом и другая, крайне важная сторона. В суровых условиях севера, многие зэка имели застуженные почки и мочевой пузырь, часто мочась кровью. От этого они еще страдали ночным недержанием мочи. В силу этих причин им отводился первый, нижний ярус шконок.

Я направился к хозяйственнику за иглой и нитками. Худой, хромой дядька из лагерной обслуги встретил меня неласково:

— Чего надово, морда твоя куриная? Шляются тут. Сплошные неудобства с вами…

— Иглу, номер пришить, — ответил я.

— Тады ладно! — смягчился лагерный завхоз, или как его называли в лагере придурок. — Получи.

Он вручил мне ржавую иглу и нитки и приказал:

— Тебе два часа времени! Потом будешь пальцем пришивать, понял?

Я заверил его, что все понял. Но спросил:

— А иглы получше нет?

Придурок возмутился:

— С тобой безобразие одно! Хорошая игла, немного старая только. Шей давай, чего зенки вытаращил? Иглу мне целую вернешь! Вот тут садись и пришивай.

— Темновато тут у вас…

— Так что такоича? Лампочка особо мутная, радости с нее мало. Но тебе не узоры писать! И глаза от такого света не ослабевают. Давай, поднатужься.

Под его бесконечный бубнёж я начал работать иглой как умел. Получалось плохо, но я кое-как успел уложиться в предоставленный норматив. Номера оказались пришиты прочно, но косо. Но я уже успел заметить, что за их равнением никто не следил. Главное — крепко нашиты.

Я вернулся в палатку.

Вооружившись еловым веником, я начал мести заплеванный пол. Это продолжалось недолго. Я услышал за своей спиной голос:

— Эй, Абрам!

Звали точно меня. Не по имени, а по нации. Абрамами вообще часто называли евреев, попавших в лагеря. В чехарде пересылок многим людям, отупевшим от этапов и разных лагерей, часто было все равно как твое настоящее имя. Я обернулся. Ко мне подходил один из зэка. Я сразу определил, что он из уголовников-блатных и не ошибся.

— Как откликаешься?

Воровского имени у меня не было, поэтому я предпочел назвать свое имя не задираясь:

— Михаилом назвали.

— Понятненько, — процедил сквозь зубы зэка с нашитым на бушлат крохотным номерком и придирчиво осмотрел меня: — Статья пять-восемь?

— Она самая.

— Значит, контрик. А дальше? Литерок какой?

— Болтушка.

— О, как! — восхитился блатной. — И чего ты наболтать успел?

— Мусора белогвардейцем назвал, — хмуро отозвался я, — белоказаком. Он и взбесился!

— Серьезное дело! — ухмыльнулся мой собеседник. — Ты, парень, на мусоров, значит, кидаешься! Уважаю!

И он довольный своей шуткой заржал. Он выглядел совсем ухоженным и даже форсисто. В новенькой телогрейке, без жирных пятен и грязи. Лицо гладко выбрито. Со свежим благоуханием одеколона. И откуда он его в лагере берет?

— Откуда ты? — продолжал он расспрашивать меня.

— Из Бобруйска, — ответил я, надеясь, что тут нет моих "земляков".

— Значит, под немцами был, — сделал вывод зэка. — А Фрицев как называл?

— А никак! — врал я. — В подполе у одной старухи всю оккупацию просидел.

— Молодец, — похвалил блатной. — Заранее к кондею готовился?