Читать «Как я любил тебя» онлайн - страница 15
Захария Станку
Нета подходит к свекрови.
— Да не уговаривайте вы их! Не уговаривайте! Они и так за четверых едят. Аж за ушами трещит. Лучше поднесите им винца, пусть горло промочат.
— Поднеси, поднеси, Нета, голубушка. Есть у нас винцо. На всех, голубушка, хватит. Всем пусть будет весело на свадьбе моего Стэнике. Последнего сына женю, нет у меня больше детей, чтобы свадьбу играть. Поживи мой муженек подольше, были бы у меня и еще детки. А без мужа откуда ж им взяться?
Гэрган хмыкает:
— Захотела б — нашла бы, откуда. Стоит бабе захотеть, помощник на такую работу всегда сыщется. Для мужика это дело плевое.
Нета, разливая вино по кружкам, вмешивается:
— И не стыдно тебе, Гэрган, такое говорить матушке?
— А что я такого сказал? Неточка, налей-ка еще винца!
— Ненасытная твоя утроба! Пьешь как бочка!
— А ты будто сыта бываешь тем, что тебе по нутру?!
— Ах ты бесстыжий!
— А чего зазорного?
Тут вмешивается Авендря:
— Пойдем, Нета, пойдем слазим на сеновал.
— Я пойду! Пойду скажу Михалаке! Он тебе спину-то отутюжит!
Хмельной, осоловевший Андрице Бобоу стоит на крыльце. Смотрит на сугробы, что намело выше крыш. На тучи смотрит. На снег, что из них сыплется. И вдруг издает протяжный разбойничий свист:
— Уиу-уууу! Уиу-уууу!
Ночь темная, хоть глаз выколи. В ночную тьму выскакивают из хаты чернокосые смуглянки и с разгоревшимися щеками беляночки. В одиночку, парочкой, стайками.
Меня хватает Андрице Бобоу.
— Ты еще тут?
— Тут. А где ж мне быть?
Трэкэлие, Тутан, Туртурике хихикают. Кривой Веве, хитро прищурив единственный глаз, спрашивает:
— А ты что? Хочешь его опять винной ягодкой угостить? Смотри, проучит тебя Алвице. На мелкие кусочки разрубит. Прирежет, как цыпленка.
Андрице Бобоу бормочет что-то непонятное. Зевает во весь рот и, оступившись с крыльца, валится прямо в сугроб. И засыпает. Спит мертвым сном. И пусть спит. Пусть себе дрыхнет, пока не проспится.
Девки, что выбегают из хаты, приостанавливаются у стога соломы. Возле копешек из кукурузных початков задерживаются. Они побаиваются отца с матерью, поэтому надолго не задерживаются. И торопятся назад, в хату, одергивая помятые юбки, разрумянившись на морозе. Что поделаешь? Любит мороз ущипнуть девку за щеку, так любит, что иной раз и след оставит.
Пыхтя, брызгая искрами, лезет в гору ярко освещенный ночной поезд. И исчезает в расщелине меж холмов. Искры сыплются на село роем алых шмелей, стаей голубых стрекоз. Падают и гаснут в мягком пуху сугробов, что растут и растут, как на дрожжах.
Просыпаются петухи. Пробуют голоса. То там, то здесь раздается:
— Кукареку! Кукареку!
Нене Стэнике едва держится на ногах.
— Маричику мою не видели?
— Да вон она, возле печки.
Он берет невесту за руку, увлекает к двери, что ведет в приготовленную для них комнату.
— Маричика…
Он пожирает ее глазами. Так бы, кажется, ее и съел, не будь он по горло сыт голубцами и жирной жареной бараниной с рисом.
— Как хочешь…
Девушка дрожит осиновым листком и повторяет, будто не знает никаких других слов:
— Как хочешь… Как захочешь, Стэнике…
Кривой Веве дышит мне прямо в ухо:
— Смотри!.. Смотри!..