Читать «Безумный лес» онлайн - страница 232

Захария Станку

Жандарм засмеялся и спросил:

— Ну и как же, Селим Решит, последовал ты мудрому совету своего пророка?

— Я собираюсь последовать ему завтра рано утром, господин жандарм, если аллах и его высокомудрый пророк помогут нам благополучно провести сегодняшний день и в полном здравии встретить завтрашний.

Теперь уже расхохотались оба жандарма.

— Ладно, подождем, — сказал один из них.

Они повернули лошадей и уехали. Я побежал закрыть за ними ворота. Воспользовавшись удобным случаем, — я знал, что Сельвье сидит, запершись, одна в своей комнате, — прокрался к Урпату. Урпат, в белоснежной рубахе, широкой и длинной, лежал на кровати, свернувшись клубком. Увидев меня, татарчонок обрадовался. Он показал мне старинный кинжал с серебряной рукоятью.

— Перед обрезанием отец подарил мне вот этот кинжал. Теперь я уже самый настоящий мужчина, Ленк, полноправный мужчина. Могу бороться с парнями, могу участвовать и в скачках. Могу обучаться пляскам, если захочу. А пройдет немного лет… Ого!.. Пройдет немного лет, и я смогу взять себе жену, Ленк…

— Ну, а болеть-то болит?

— Болит, Ленк, ужасно.

— Когда ходжа делал обрезание, ты плакал?

Урпат нахмурился и поднял сверкающий кинжал.

— Как бы я посмел? Зачем ты спрашиваешь меня, плакал я или нет? Я настоящий татарин, Ленк, а настоящий татарин умеет сдерживаться, не плачет и не кричит, как бы ни было больно.

— А вот Омир… Омир тоже настоящий татарин, и все-таки признался, что он при обрезании кричал, дергался, плакал и даже потерял сознание.

— Омир! Омир не настоящий татарин. Его бабка по матери была турчанка…

Татарчонок нежно погладил пальцами острое, как бритва, лезвие старинного кинжала, перешедшего по наследству бог знает от кого и когда в семью Селима Решита, кинжала, который в урочный час переходит от отца к сыну… Играя кинжалом, татарчонок пытался держаться бодро, но было видно, что боль не отпускает его. Все тело Урпата тряслось как в лихорадке.

— Принести тебе чего-нибудь поесть?

— Нет. Сегодня мне нельзя ничего, кроме сладостей.

За мной следом вошел Омир.

— Не разговаривай с Урпатом! Сегодня не разговаривай с ним. Узнает Селим Решит — рассердится.

Я тотчас вышел. Отделавшись легким испугом, гости после ухода жандармов снова принялись за еду. С жадностью поглощали жареное мясо. Обгладывали кости. Высасывали из них мозг. Турки-музыканты, смертельно напуганные появлением жандармов, пришли в себя, снова приложились губами к своим старым жалким дудкам и принялись дуть изо всех сил, словно торопясь наверстать упущенное. Шум, который они производили, невозможно передать. От этой музыки, то сонно-тягучей, то ухарски-стремительной, у гостей Селима Решита разгорелся аппетит и разыгралась жажда.

Больше часа потребовалось татарам, чтобы расправиться с мясом, обглодать кости и высосать из них мозг. И все еще не было заметно, чтобы они устали есть и пить кумыс из пузатых кувшинов.

Давно уже перевалило за полдень, но солнце сияло так же ярко, и жара все не спадала. Почва во дворе раскалилась еще пуще, воздух стал еще более липким от зноя и застыл в неподвижности. Музыка то взвизгивала, то сонно ныла, то вдруг просыпалась и переходила на визг.