Читать «Из каморки» онлайн - страница 71

Арна Логард

Теперь они снова могут видеть. И никто одновременно не видит столько, сколько они. Они смотрят глазами Белоснежки и гномов на ребятню в столовой детсада; им молятся люди в церквях и храмах, как Деве Марии и младенцу Иисусу; они смотрят со стен гостиных, спален и фойе глазами персонажей множества картин. Они смотрят на меня в моей квартире

Но иногда мне становится безмерно грустно. Грустно оттого, что как бы долго их лица не цеплялись за стены и за холсты, когда-нибудь Вечность превратит мои рисунки в пепел, и их картинные души покинут этот мир.

Если бы я мог договорится с Вечностью. Дать взятку. Чтобы она сохранила след их пребывания на земле… Если бы я мог… Но я всего лишь вселенная на коленке… Закрыть кран — и я перестану существовать.

— Официантка, повторите!

Мой дракон

В моей хрупкой душе жил маленький дракон. Он был теплым и тихим. По утрам он шуршал крыльями, стараясь нежно меня разбудить, а по вечерам свистел мне еле уловимую мелодию, чтобы я мог беззаботно уснуть.

Когда мне было тревожно, я чувствовал его силу и защиту — и успокаивался. Когда мне пытались причинить зло, он расправлял крылья и извергал пламя в мое сердце, чтобы я помнил, что не смею сам так поступать с другими. А когда я любил, он выделывал внутри меня виражи, которые щекотали мое нутро и заставляли смеяться.

Я был счастлив и держал его внутри себя, тем самым обрекая его на смертность и заключение. И однажды поняв его жертвенность ради меня — я решил отпустить его на свободу.

Я открыл окно, сосредоточился — и выдохнул его из себя. И увидел, каким прекрасным он был. Его полупрозрачные чешуйки отражали солнце и облака, а зеленые глаза собрали в себе все оттенки природы.

Дракон покружил над моей головой и улетел в неизвестность. А я, обмякнув, закрыл заплаканные глаза руками и упал на колени. А когда открыл — увидел под собой море: синее, бирюзовое, черное. И понял, что я лечу…

Жаба

В лесу на небольшом болоте жила жабья семья. И была среди них одна мерзкая жаба, вся покрытая огромными бородавками. Жаба эта была вся из себя — наглая, противная и эгоистичная. Она считала, что все ее сородичи слишком слабые, мелкие и тупые. Поэтому, как только на болото залетали комары, жуки или мухи, она без зазрения совести наперебой ловила их, не давая полакомиться более мелким лягушкам. Главным для жабы было — ее выживание. И больше всего она любила хорошенько набить свой желудок, а потом громко петь песни.

Со временем все ее жабье семейство вымерло от голода. Но жабе так было даже лучше — теперь ей не надо было прыгать впереди всех, чтобы поймать добычу, а можно было просто сидеть на месте и поджидать какого-нибудь жучка-дурачка.

Жила бы она так и дальше, но мертвые тельца жабьей родни начали разлагаться — и болото пропиталось их тухлым, зловонным смрадом. Вода гнила, и комарам уже не хотелось подлетать на болото. Но ужасней всего воняла сама жаба. Правда, это ее тоже не смущало. Она сидела на комке мха, выглядывающего из заплесневелой воды, и пела песни. Пока не поняла, что смертельно проголодалась, а еды вокруг нет.