Читать «Только Венеция. Образы Италии XXI» онлайн - страница 137

Дар был преподнесён в 1369 году, и в том же году Пётр I Кипрский оказывается зарезанным в своей постели тремя своими приближёнными, что происходит при прямом участии его братьев и жены, Элеоноры Арагонской. Не везёт рыцарям в семейной жизни, не от хорошей жизни они себе Прекрасную Даму выдумали! Брак Пьера де Лузиньяна был ужасен, Элеонора ему изменяла вовсю, как только он с острова отлучался, и ни в грош его не ставила. У него самого было полно любовниц – вроде как в объятиях одной из них он и был зарезан. Так, увы, неудачи в личной жизни мешают нам реализовать наши великие замыслы – о, если бы не родня! После смерти Петра I Кипр унаследовал его сын Пётр II по прозвищу Толстый, а мать Элеонора стала при нём регентшей, но столкнулась с массой трудностей – все братья убитого также претендовали на престол и Элеонору с малолетним сыном готовы были извести. Убийство Пьера де Лузиньяна по слухам было провернуто не без участия венецианцев, которые сделали ставку на братьев Лузиньяна, но просчитались – Элеонора, защищаясь от своих деверей, фактически сдала Кипр генуэзцам.

Далее всё дело Иерусалимских королей полетело к чёрту. Пётр Толстый, как мы уж из его прозвища видим, харизмой отца не обладал, и никакого союза между христианством западным и восточным не сложилось: киликийскую Армению вскоре захватили турки, и армяне перестали с латинянами заигрывать, хотя номинально Лузиньяны сохраняли титул царей Армении вплоть до самого конца династии. Саму Элеонору с Кипра выжила невестка, Валентина Висконти, подсунутая Петру Толстому всё теми же генуэзцами, и чёрная вдова удалилась в родной Арагон, окружённая вывезенными с Кипра любовниками. Удалилась вовремя, так как вскоре Пётр Толстый умер, не оставив наследников, и к власти пришёл младший брат Пьера де Лузиньяна, Жак, воцарившийся под именем Якова I. Пошла чехарда правителей и правлений, и вот тут уж венецианцы почувствовали себя как рыба в воде – всё это обсуждалось на Риальто, – и, в конце концов, через сто лет, Светлейшая проворачивает грандиозную аферу.

Кусок Креста Господня, принадлежащий Скуоле Гранде ди Сан Джованни Эванджелиста, в Венеции почитался, конечно, как святыня. Но от него ещё исходило и особое кипрское благоухание, аромат богатства, неги, аромат родины Афродиты – прости Господи, за подобное, чисто ренессансное, кощунство! Но что делать, не могу я не вспомнить о Киприде, когда стою перед зданием Скуолы ди Сан Джованни и созерцаю её причудливейшую архитектуру, созданную Пьетро Ломбардо. Поразителен портал-вход из белоснежнейшего резного мрамора, очень похожий на septum из церкви ди Санта Мария Глориоза деи Фрари. Он венецианский настолько, насколько венецианскны венецианские кружева, венецейскостью чуть ли не гротескной, но есть в его красоте нечто эллинское и анакреонтическое, и, когда его архитектура вплетается в меня, я немею, и мозг мой ароматы начинает источать – кстати, неоплатоники почитали обоняние высшим из пяти чувств и ставили его выше, чем зрение. Ароматы лепечут что-то вроде «не розу пафосскую, не розу феосскую», а также «Дай воды, вина дай, мальчик, Нам подай венков душистых, Поскорей беги, – охота Побороться мне с Эротом» и «Клеобула, Клеобула я люблю, К Клеобулу я как бешеный лечу, Клеобула я глазами проглочу». Любовная лирика Анакреонта вроде как и не слишком здесь уместна, под орлом евангелиста Иоанна, украшающим мраморный тимпан, но во всём виноваты Кипр и Киприда, да и орёл на тимпане какой-то Зевесовый.