Читать «Голос из хора: Стихи, поэмы» онлайн - страница 4
Наталья Всеволодовна Галкина
Чародей
(Поэма)
Не в силах разобраться — где начало,Принуждена рассказывать с конца.Итак: по лесу ехала карета.Итак: был час вечерний, лес сосновый.Она и он в карете — в парикахНапудренных. Он, как всегда, при шпаге,Она — рассеянна, бледна, в лиловом.Он говорит ей: — Помнишь ли тогоИезуита, что встречал нас в М.?..Мы с ним беседовали о лекарствах,Он говорил о средстве от чесотки —Отвар в моче из пихтовой коры.Он ошалел, бедняга, от жары,Все спрашивал меня: «Не надо льТебе какого яду?»Она молчит и слушает его,Лицом не выражая ничего,На руку опершись и глядя грустно,Как бы стараясь рассмотреть его,Запомнить ли, улавливая нечто,Что проступает на щеках, на лбуИли на вышивке камзола,Чтобы потом пропасть.И невпопад:— Ах, голова болит. Ах, у меняОна побаливать взялась с тех пор,Как ты... как я... как вазой я былаФарфоровой в оранжевый цветочек.Мне кажется, ты переколдовал!В окне на облако плеснул огоньЗари вечерней. И звезда однаУже горит в зените. Ночь в пути.— Ты превращал меня во что попало:В кариатиду, в яблоню, в опалаТуманный блеск и в чей-то сон чужой.Сама я не своя среди людей,Все дни мои смешались, чародей,Сместились города и страны.И я теперь доподлинно забыла,Когда мы встретились?И где?Начало — было ль?Он, с полувздохом:— Кажется, в саду...Ты помнишь — тень, и сад почти в цвету? —Она:— Я помню... Ты позвал: «Аржиль!»И я забыла, что звалась иначе.Теперь мне имена менять — легко...Но то...В саду был старенький колодец,И песик желтенький, такой уродец,Скамья... качели... белый сад пустой...— Да что с тобой, да что с тобой, постой,Не надо так, ну перестань, вот плакса...Чего тебе? Собаку? Будет... такса,Болонка, страхолюдина... кто хочешь...Аржиль, скажи на милость,С чего бы ты, голубка, взбеленилась?— Прости...— Да не за что прощать!Но и уволь от слез-то, ради Бога!Какая тут унылая дорога;Она тоску нагнала. Лес да лес,Сушеный, реденький; чуть мхом подсеребрило,Да рыжие грибы, что медные монеты,То там, то сям...Куда как веселее по равнинеКатиться от деревни до деревни!Или возвышенность возьми: с холма на холмДорога льется, мир как на ладони,То церковка мелькнет из пресмешных,То заскучавшая усадьба;Холм в папоротнике, в сосне, в осине,В орешнике. А на пути — ключи,И среди них — волшебные, конечно,С живой водой да мертвою водой.Есть ключ, в котором горе можно смыть,А есть такой, что радость, как румянец,Сведет со щек...Встречаются пруды:Тот — в празелени, в патине и в прели,Полуживой, из редкой черной бронзы,Ужасный, тусклый; а его сосед —Вместилище прогулок и беседДурашливо серьезных водомерок.А третий пруд — пристанище куста,Что ухитрился забрести в середку;В четвертом обитает карп зеркальный,А в пятом — пара маленьких русалок,Охотниц до лапты или до салок,Растрепок и болтушек; пруд шестойПриманчивее прочих — весь в кувшинках,Чьи корневища спят, как крокодилы,На илистом, коварном, вязком дне;Кувшинок видят лилии во сне,А те их — наяву...Но пруд седьмой...Но ты еще со мной...— Что говоришь ты?!— Я? Стихи читаю.И сбился.Да; в седьмом пруду живутЕдинорог, дракон, грифон, и аспид,И василиск; последний — тварь и плут,Он ночью кукарекает и заститХвостом своим соседям белый свет.У аспида, бедняжки, вянет ухо,А также хвост;Грифон суров и прост:Рвет перья из груди, романы пишетКогтистой лапой, ни черта не слышит,А также знать не хочет ничего.Дракон лежит на дне, и у негоТоска: он лишний среди прочих,Он вымрет сам, — возможно, к данной ночи, —Три головы его принадлежатК трем разным философским школам,В три заблуждения впадает он,А выпасть ни из одного не может,Безвольный, бедный, ненормальный, тихий,Как, впрочем, все философы и психи,И всеми презираемый дракон...Вот ты и засмеялась...— Калиостро,Скажи, а сам ты видел василиска?— Аржиль, он подошел ко мне так близко,Как ты сейчас... Ох, не визжи!— А кто страшней из них на вид, скажи?— Химера, милая; на сон дурной похожа.Ужаснейшая рожа.— Химера?— По правде говоря, онаНапоминает чем-то кавалера,С которым мы повздорили вчера.— Но кажется, он был хорош собою...— О, что-то новое, клянусь судьбоюСвоей! Ты прежде харь не замечалаСмазливых; он понравился тебе?Не догадался я! Я превратил быТебя в какой-нибудь предмет — к примеру,В кисет... или в премиленькую трость...И подарил ему; и с Богом, с Богом!И я не упражнялся б тут со слогом,А ехал бы в покое и в тиши.— О, Калиостро, не греши...— Ты произносишь это имя странно.— Из всех твоих имен оно одноПроизносимо; прочие — чужие,Мне их не выговорить, ваша честь.Не гневайтесь.— Пора и вкусом мне твоим заняться,Аржиль, а то придет пора расстаться,И выберешь такого дурака...— Не мог бы ты передохнуть, покаЯ слово вымолвлю?Я слушаюсь тебя; я от людейС тобою прячусь; ставлю ногу в стремя,Одевшись по-мужски; ночей не сплю;Я все терплюБезропотно, все слушаю, что скажешь,А о таком мне слушать не прикажешь!— Не ты ли разговор и завела?— Я призраком и деревом была,Я в ад ходила, как того хотел ты,Я плакала, как ты, и пела, если пел ты,И если я...— Смотри, Аржиль, комета...— И если...— Полно.Не гляди так грозно.Но если говорить серьезно, —Вчерашний человек — ведь он из тех,Кто жизнью не своей живет...— Мне холодно...— Я обниму тебя.— Как — не своей?— Теперь тебе теплей?— Да, чародей, тепло...О, корни под колеса...— Ох, дурочка, слеза еще у носа,Последняя, беглянка...Сам себяЗнать должен человек как никого,Знать должен суть свою и сердцевину.А знает не всегда.И жизнью не своей,Не свойственной ему, живет порою,Из трусости, из корысти, — кто как...Такие люди иногда всесильныСтановятся, как будто в них и впрямьДве жизни, две души и две судьбы;Но это ненадолго, дорогая,Обычно все они кончают плохо.Природа за себя умеет мстить,И час приходит должный, и онаБерет свое.— Скажи, куда мы едем?— Ты прежде так не спрашивала, детка,Чего сейчас тебе взбрело? Куда?Бежим, Аржиль!— Ты что же так смеешься?— Я не смеюсь.— Но мне твоя улыбкаВидна — вон зубы заблестели, вонГлаза блестят...— Глаза блестят и зубы...Ты так бы описала волка, если бОн выскочил на лунную дорогу!Которой мы сейчас с тобой, Аржиль,Бежим... но полно, полно...Смотри — какие облака... как волныУ отмели, гуляют у луны...Усни, усни, и ты увидишь сны.Блик от воды запляшет на щеке,И ты в цветок влетишь на светлячке,И ты в огонь вглядишься у камина,И не забудь мне дочку или сынаИз рощицы за ручку привести.Спи, милая, Господь меня прости...Итак: был час ночной и лес сосновый.И на его плече она спала.А где-то позади еще одна каретаИ семеро верхом. Их видел Чародей.Сквозь ночь их видел он на расстоянье.Он мог их запросто пересчитать.Их было семеро — не восемь и не пять.Он знал их всех в лицо.Он знал того, в карете.Он их видал без света и при свете.Ей было суждено проснуться на рассвете.Ему рассвета было не видать.Она спала без стона, без зазренья,Она спала, — Аржиль, его творенье,Поверившая всем его словам,В которые не верил он и сам.Они катились, у виска висок,Две тени рядом — локона и рока.И звезды были чересчур высоко,А сосны были словно из досок.«Никто не звал меня — я сам себя позвал,Вовлек в игру, которой до меняИ вовсе не было. О, самозванство!В тебе как бы охота и неволя;Неволи больше... не был волен я...Зато теперь час платежа и штрафаЗа все дурачества — за эти дни — за графа...А, кстати, интересно, как емуЖивется?»Он выглянул в окно; через стволыИ сучья, исцарапана, бледна,Как бедная жена после скандала,Луна плыла. И все не выплывала.Он улыбался, глядя ей в лицо.Блестело на руке его кольцоВ узорах и с молочным сердоликом.Ночная птица с устремленным ликомКуда-то пронеслась.В Вестфалии дремалось Сен-Жермену.«Как он косился, говоря:— Предупреждал его я зря,Я повторял ему не раз: Иисус,Ты кончишь плохо...»Маленький пройдоха...Знаток сердец, алхимик всякой дряни,Любитель бурь в стакане...Но также и пружина тайной жизни,Которая влечет меня давно;Жизнь тайная, я соглядатай твой,Увы, невольный!Ночь — лгунья, вечер — лжец, обманщик — день,Взвалившие на утро всю невинность,Ан, утро — ваше дитятко вполне,И все грехи на нем, как на снегуСледы, видны и видного виднее!Убийца, соучастник и предатель,Прелюбодей и маленькая шлюха, —Они равно надеются найтиСвой светоч чистоты — вдруг, по утрянке,В постели или на полянке, —Но утром! Утром...Письмецо в конверте,Не вскрыто и не читано еще,Ты — утро, дня наметка...Тайной жизниИнтриг — кого сместить с начальственного места,Кого, коленом приподняв под зад,На то же креслоПереместить; кому какой портфельПерехватить за ручку, как за горло;Кому о чем пора бы намекнуть,Чтобы заткнулся, не чесал языкО сильных и чиновных;Что значит это: «Доброго пути!» —На языке масонском негодяев,В который дом свиданий мне пойтиСегодня, и который монастырь —Бордель подпольный... — Утро, ты разгадка!Моргаешь ты и тянешься так сладко,Утряшка, и таращишь ты глазаНевинные, шлюшонка-незабудка...О, гнусно мне, и гнусно мне, и жутко.Но с утром, впрочем, я покончил счеты, —Оно там, впереди, женою ЛотаУже оборотило фас ко мне.А мы с Хароном чешем по волне!...Чего ж хотел я?!Люди хвалят древнихПокойников, и дальних, и не очень,Желая современников принизить,Желая конкурентам дать пинка,Желая славы...Древних не хвалил я.И славы не желал.И не писал стихов, подобно тем,Кто музами зовет свой жалкий ум,Невежество — судьбой, желания — Амуром,Боготворя себя...Чего же я искал?Не денег, право.Любви?Она меня не увелаС пути, в котором лишь собой была.Но ты, игра!Играть я не устануС людьми, что верят только шарлатану,Актеришке, фразеру, подлецу,Будь бы лицо наклеено — к лицу!Ну что же, да, я этими рукамиДержал клинок и философский камень,Желтеющие книги в пятнах слезных,В которых обаяние веков.Доносы подлецов на дураков,Фальшивые монеты...Мне на дуэли убивалось... да...И заигрался я, как никогда...Аржиль, дитя, вот едешь ты со мноюСвоей — моей? — загадочной страною,Страной рабов, которых можно сечь,Которым мысль — и крушь, и плоть, и стечь,Которым стих и, несомненно, прозуРавно заменят аргументы розог,Здесь доходящие до спин и до сердец;Страной, где только бьющая рукаДесницею зовется и державой,Страной, где в этом недолеске ржавомМеня к утру убьют наверняка!И маленьких сопливых грибниковРазвеселю я — или напугаю —Своим — как странно... — трупом в парике.Тебя, любовь, я сплавлю по рекеМолочной, вдоль кисельного же брега;Скрипи, карета, как скрипит телега,Скрипи и плачь, немазаная ось,Храни Аржиль «авось» или «небось» —Два здешних обязательных божка —От мужа-барина, от мужа-дурака,От мысли обо мне...Когда бы мог я то вдолбить луне,Чтоб памяти она Аржиль лишилаИ, что я сном являлся, ей внушила...Ведь легковерна девочка моя,Как дурочка...Несемся во всю прыть...И час приходит мне глаза прикрыть,Которыми я видел слишком много.Мне стоило бы попросить у БогаСпасительной куриной слепоты.Но, на беду, я рыло видел рылом!А уж с какой я не встречался швалью...С какой скотиной дел не вел...И в этой жизни странной и угарнойТвое лицо в овальной мгле люкарныКамеей показалось мне, Аржиль...Печалились, смеялись маскароны,Рокайли подымались, как из пеныКиприда; дом своею жизнью жил,Прелестной, легкомысленной, чужою.Возможно, радостной.Кариатиды-корыПочти в слезах, но и не без задора,Соседствовали с львами; ризалитБыл светотенью, как фатой, покрыт.У дома по лицу прошла улыбка,Засовещались золото с лазурью,Сверкнули сандрики. Пропал в люкарне профиль.А генерал-маэор и кавалер,Тот граф де Р., тот чародей Растрелли,Что дом с люкарною, видение мое,Изволил выстроить, мне встретился потомВ Митаве. Был он грузен и обыден.Скучнейшие дворцовые черты.Прохожий в пустоту из пустоты.Обычной эту ночь считать я вправе,За мной не раз ходили брави,Спасался я и вправду въявь,Бросался вскачь, и впешь, и вплавь...Но что ж со мной сегодня?! Что со мною?Я утомился в этой чехарде,Мне негде быть и стóит быть нигде.Ни свеч, ни сил не стоила играНа острие рапиры и пера».— Проснись, Аржиль...Проснись!— Что ты кричишь?— Я все придумал, слышишь, все придумал!Я не бессмертен, и бессмертья нет!Мы были вместе год, не сотни лет,Я не умею превращать людейВ зверей, в цветы.Не превращалась ты!Ты просто верила всем этим байкам!И камень философский...— О, молчи!Что будет с нами? Что это в ночи?— Голубушка, ты чувствуешь самаДо чувств и понимаешь до ума, —Вот так и я...Меня убьют, подружка,Я заигрался и переиграл.А, впрочем, и сейчас я сочиняю,Я ждать не стану их, я...— У тебя есть яд...— Да, да, Аржиль...А ты вернись назадВ тот сад...— В тот сад?!Но не было и сада!— Замшелая дорожка, кадка, тень,И листья, и журящие нас пчелы,А уж как пал, как пал туман на долы,На голубое платье, на тебя...Поедешь до усадьбы... там, за лесом,Усадьба... довезут тебя туда.А я сойду, чтобы они меняУвидели, когда сюда подъедут.Не спорь со мной.— Уедем!— Но куда?В которую Гоморру из возможных?В Содом какой?— В любой стране есть место...— ...в котором мне печально, скучно, тесно, —Тут ты права!Меня найдут везде.Я насолил... О Господи! Не знаю,Кто и искать возьмется, — но такихПорядочно должно быть. Ну, как всеОтправятся? И явятся всем скопом?И тишину испортят навсегдаВ тишайшем уголке земного шара!— Ты шутишь...— Да! Шучу, конечно, да!А ты камзол попортишь мне слезами,Жилет уже слинял...Но ей неймется...— Я без тебя умру...— А вдруг все обойдется?И встретимся, и свидимся еще?Запомни этот миг, мое плечо,Запомню я сиянье слез, и голос,И светотень, летящую со щек...— Ты замолчал...— Мне видится роса,Травы извечная остуда,Или лазоревые небеса,Да звезд заоблачные груды,Мне видится какое-то крыло,Забрызганное млечною рекою,И как-то враз от сердца отлеглоПод задрожавшею твоей рукою.Мне видится особый шлейф чудес,Что за собой ты тянешь по дорожкам,И этот жалкий, ржавый, скудный лесТаинственно приник к окошкам.Мне чудится, что к нам издалекаСлетаются невиданные птицы,Которым в радость сгинуть до дымкаИ, догоревши, возродиться!Мне чудится, что будет мир нам прост,Что будем живы мы и станем стары,И к нам тогда применит певчий дроздСвои орфические чары!