О Сулико! Ты бессмертна, как сны,Неувядаемый сад Церетели!И через век, до и после войны,Как тебя пели, кому тебя пели...Где ты? Тебя по войне размело,По лагерям промочили осадки,Частые снеги прошли и леглоБелое пламя тебе на лопатки...Кровли зачинены, жены добры.В тапочках легких, со стрижкой бессменной,Где ты, любовь довоенной поры,Не обретенная в послевоенной?!Где же ты, где, Сулико? ПочемуНе обрету я тебя, не оплачу?В доме моем к очагу моемуСнег твой припал, весь твой снег, не иначе.О Сулико! Стольких судеб роиПеплом летят, над цветами, над былью,И соловьи, патефоны твои,На чердаках покрываются пылью.Все пережив, ты исчезла сама...Только и жизнь не кончается с нами!Как я упорствую! Снова грома.Где ты, любовь? За какими горами?
«Родила меня мама в Кирове...»
* * *
Родила меня мама в Кирове,Посередке последней войны,На окраине неблокированной,Необстрелянной стороны.Годовалой — не помню теперь егоИ не езжу даже во сне.Город крика на свете первого,Ничего ты не значишь мне...
Чужие жизни
Чужие жизни... Я входила в вас,Вы принимали и не принимали.Мне было не поднять от пыли глазСреди чужих дымящихся развалин.Чужие жизни, как вас примиритьС моею, неналаженной, но стойкой?Я начинала строить, вы — крушитьМои, по-детски хрупкие, постройки.Не зная человека самого,Внезапно возникая на пороге,Всем дням, поступкам, замыслам егоЯ становилась поперек дороги.Как дальше? Не решая ничего?Куда мне, в подсудимые иль в судьи?Как связаны тончайшей бечевойС моей судьбой людские эти судьбы?Непостижимый действует закон,И я стою, и возразить не смею:Чужие жизни грозно и легко,Непоправимо сделались моею.
