Читать «Берега и волны» онлайн - страница 102

— Земляк! Землячок, родненький! Акула тебе между ног… Шевелись, шевелись, водоплавающий…

Но новенький впал в беспамятство и умолк.

— Дышит, капитан?

— Вроде.

— Вроде в народе, бузина на огороде. Кто из нас слепой? У кого слух лучше работать должен. Ну! Ну, прислушайся, капитан.

— Дышит. Сопит аж. Видно, краем сознанья услышал, что мы рядом. Своих в нас почувствовал. Вот и успокоился. Пусть поспит.

— Пусть. И нам на душе веселей. Все-таки, больше нас стало. Прирастаем. Вот он поспит, проснётся и столько нам новостей выложит. И про то, что на Родине. И про то, что и сам я давно знаю.

— Это про что же, позволь спросить, такое ты знаешь, чего я не знаю. Скрываешь что-то? Что, спрашиваю?

— Я и сам ещё, батя, не знаю. Чувствую только. Душой. Что на Родине нашей всё стало путём. Перестройка кончилась. Союз наш опять вместе. Обоих наших лидеров, и непьющего и недопитого, судили народным судом и наказали таким лекарством, чтобы каяться им хотелось, а сказать они не могли.

— Как это?

— А все им, горбатому с пляшущим, рубанули по-русски, фольклором заборным. И пустили их на все четыре стороны. Пусть идут по стране и видят. И Крым. И Севастополь. И Кавказ в слезах. И Сибирь в образах. Идут они, видят всё, слышат, а прощенья у людей попросить не могут, языки, будто к нёбу прилипли. И станет им стыдно. И собака на них не залает, а бабушка со слезой в спину их перекрестит. А бог не примет.

— Философ ты, как я посмотрю. А себя кем видишь?

— Моряком в отпуске. Еду я по всей стране, как раньше, от Керчи до Магадана, от Кушки до Кандалакши. Эх, ты — матушка! Да, голубушка! Да, родная сторона, сердцу любушка… Доля ты, моряцкая, жизня — корабельная! От родной мне стороны — сторона отдельная…

— Молодец. Молодец — тралец.

— Тралмастер, капитан. Тралмастер.

— А спой-ка, тралец, которая про облако с богом. Помнишь?

— Мелодии захотел? Для тебя, капитан, вспомню.

Бог мой — на облаке белом распят. Бабья любовь — целовала раз пять. Любовь умоляла — не болеть и жить, И рано по мне панихиду служить. Я руки раскрылю — навстречу судьбе, И в колокол — сам позвоню по себе, Я так закричу, словно осиротел, Чтоб слышала ты, как я песню запел.

Светает. Над ними летают морские птицы, изредка бросаясь в утреннюю воду и выдергивая из моря трепещущих рыб.

Ты хлебные крошки бросаешь в птиц, А это ведь я между белых орлиц, Ты ласковым словом окликни меня В закатной сирени вчерашнего дня. Ты молишь пред богом словами любви, Чтоб жизни моей молодой не сгубил, А счастье не в том, что остался живой, А в том, что к тебе преклонюсь головой.

Спящий в третьей клетке шевельнулся, протягивая вверх руку, словно хотел помочь себе встать, но не смог, только поднял голову и огляделся.

Вернусь я, вернусь на любимую Русь, Где степью ковыльной качается грусть, Где ты одиноко плетёшь из цветов Венок для моих недосказанных слов. Я руки раскрылю навстречу судьбе, И в колокол — сам позвоню по себе, Я сам закричу, словно осиротел, Чтоб слышала ты, что я песню запел.