Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 99

Лев Емельянович Трутнев

Дед явно успокаивал меня, но на душе все равно было тревожно.

* * *

Морозило. Даже в плотной соломенной засидке было зябко, и мы с Кольшей жались друг к другу, стараясь не пропустить ни малейшего шороха в настоявшейся тишине ночи.

К этой охоте Кольша готовился заранее. Еще в сентябре, когда вывозили сено и случайно наткнулись на барсучью нору, он обкосил весь бугор, заросший коноплей и крапивой, обнажив все входы и выходы из звериного жилища. После к двум молодым березкам, росшим на отшибе между бугром и заболоченным лесом, мы натаскали целую копну ржаной соломы с ближнего жнивья, соорудив засидку.

– Пусть зверь привыкает, – объяснил Кольша смысл наших хлопот. – Перед тем как залечь на зиму, барсук усиленно жирует. Вот мы и придем его караулить в полнолуние…

И время приспело…

Огромная луна выбралась из плотного леса, и на пожухлой траве заискрились кристаллики инея. В отраженном свете луны четко было видно весь бугор с темными пятнами отнорков, глубокий провал основного барсучьего лаза, залитого густой тенью, и слегка просветленный таинственно молчаливый лес. В немом том оцепенении, когда ни говорить, ни шевелиться нельзя, млел я в настороженном ожидании прихода зверя, который, по словам Кольши, еще с вечера, по темну, ушел из норы жировать и скорее всего на болото в глубине леса. И душевное это томление наверняка бы увело меня в мир сновидений, если бы не пробиравший до дрожи озноб, вызванный холодом, щекочущим тело через слабую одежонку. И вдруг в этот чуткий морозный настой ворвались переливчатые звуки какого-то переклика. Вначале далекие, едва уловимые, потом сотрясающие этот застывший воздух. Клы-клы-клы – густо, без перерыва, полилось сверху, падая в дрогнувший отголосками лес и накатываясь оттуда многократно усилившись.

Я напрягал глаза, пытаясь разглядеть в мутном, хотя и усыпанном звездами, небе что-либо, но тщетно. Мелодичные крики стали быстро затихать и скоро вовсе растворились в той же прежней жутковатой тишине. Печалью дохнуло от этих тревожных криков улетающей на юг запоздалой стаи гусей. Неосознанной тоской тронуло душу, и тут же мой тонкий слух уловил легкое шлепанье чьих-то шагов по опавшей листве. Голову обдало теплом… Топ-топ-топ – четко раздалось из густых лесных сумерек и тут же затихло. Как ни приглядывался я – ничего и никого не было видно. И опять звуки чьих-то шагов возникли в том же месте, будто кто-то топтался с удовольствием на мягком листовом настиле.

Мы переглянулись. Кольша медленно приложил палец к губам, всматриваясь в облыселый бугор, но там никого не было. И по опушке леса, глубоко высветленной бледным лунным сиянием, не замечалось никакого движения. Но шаги, то возникая, то теряясь, все так же четко падали на листья где-то совсем близко. И робко пробралась в мысли тревожная думка о тайных обитателях леса, о их злом коварстве, колдовстве, и сердце сжалось в легком ознобе: ну кто еще мог так громко топать и быть невидимым?! В это время какой-то черный ком выкатился из-за ближних березок, закружил зигзагами по стерне. Я осознать ничего не успел, как выстрел расколол стылую тишину, покатился в лесные чащи, оглашая своими глухими переливами уснувший мир. Живой черный ком, показавшийся мне мохнатой свиньей, со странным хрюкающим звуком перевернулся несколько раз катком и медленно пополз к черному отверстию огромной норы. Кольша дергал затвор, пытаясь вытянуть застрявшую гильзу, но это ему не удавалось. Я трепетал в избытке чувств, не зная, что делать, а неопознанный зверь явно стремился уйти от нас в нору.