Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 98

Пахло горелым порохом. Дым от выстрела медленно таял. Отчетливо слышались Кольшины крики в дальнем лесу. Белыми тряпицами протрепыхали над полем куропатки. Вдруг где-то сзади раздалось знакомое квохтанье. Я оглянулся и увидел на кряжистой березе серую птицу.

– Тетерка, – шепнул дед. – Эта пусть поживет. Она весной выводок даст… – Он не успел договорить, а я осмыслить его слова, как сразу несколько черных длиннохвостых птиц накрыли наш колок, захлопали крыльями по веткам, устраиваясь поудобнее. До чего же эффектны были они в лучах раннего солнца! Не выдержав напора жгучего волнения, я подался к деду, задышал ему в ухо быстро, с отчаяньем:

– Деда, вон еще! Вон еще! – Ответом на мой жаркий шепот был хлесткий выстрел. Но теперь меня дед не удержал. Забыв обо всем, я выскользнул из скрадка и, спотыкаясь о валежник, кинулся к бьющемуся в агонии тетереву.

– Вот он, деда, вот!..

А дед уже шел ко мне с веселым лицом.

– Ну и горячий ты! Разве ж так можно? Чуть лоб не расшиб о березу. – Он потрогал затихшего косача. – Тяжелый, нагулялся. Зерна-то натерялось предостаточно. Ну, пожалуй, хватит. Надо и край знать. Да и сеном пора заняться…

Сверкало над вершинами дальнего леса поднявшееся солнце, играло нежными переливами небо, и сладко замирало сердце от неосмысленных осветленных чувств…

3

От отца пришло письмо. Он писал, что зачастили дожди – под ногами в траншеях слякотно, струйки воды стекают по брустверу, с залива дует пронизывающий шинели ветер, что немцы почти каждый день атакуют, пытаясь сбить оборону, чтобы прорваться в город… «… Вчера водил роту в контратаку, пришлось схватиться врукопашную…» Дрогнуло сердечко, остро подумалось: «Вот так-то, пока мы здесь в затишке сидим – отец там вместе с солдатами насмерть бьется, и в любую минуту может погибнуть…» От этих мыслей даже в глазах заточило, и чтобы проморгаться, я глянул в окно.

По стеклам рам змеились струйки осеннего дождя, и, глядя на них, я живо представил: и траншеи с грязными стенками, и бойцов в сырых шинелях, и рукопашный бой, и с тоской подумал, что в такую непогодь и нос на улицу не высунешь, а бойцы днем и ночью в окопах.

– Дедушка, а как в окопах спят? – с дрожью в голосе сорвалось у меня.

Дед подшивал Шурин валенок и даже не оглянулся.

– Что, отцовское письмо скребет? – понял он мою тревогу. – В окопах, внук, не спят, в них на ночь лишь часовые остаются, а все остальные в блиндажах ночуют. Это такие землянки, накрытые бревнами и дереном. В них хотя и не тепло, но не так сыро, а зимой и печки-буржуйки устанавливают. Так что, кое-какой отдых у бойцов все же бывает. Ну а днем у всех ушки на макушке – все в окопах, только часовые, что были в ночном дозоре, отсыпаются. Вот так-то, Леньк. Не до хорошего. Война, будь она проклята. Когда я был на фронте, «еропланы» только-только летать начинали, бросали бомбы на блиндажи, но без особого вреда, а теперь, поди, от бомбежки и в блиндаже не спасешься – земля дыбится. Да и пушки не чета тем, что были в Первую мировую. – Дед отложил валенок и потянулся за кисетом – вероятно, мой неосторожный вопрос вызвал у него волну тягостных воспоминаний, и табачок в таком разе всегда кстати. – А что касается рукопашного, так и мы частенько с германцами схлестывались и всегда побеждали – сгодились нам навыки кулачных боев, какими мы в деревне нет-нет да и загорались по молодости лет. Думаю, что и сейчас наши германцу не уступят…