Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 140

Лев Емельянович Трутнев

– Все вроде понимали причину, так глупо сгубившую человека, – продолжил дед, – но слухи о нечистой силе еще долго жили в деревне.

Дед потянулся за кисетом, поглядывая на меня, а я, всё еще находясь в охвате налетных образов, вдруг спросил:

– И моя бабушка там похоронена?

У деда дрогнули брови. Он опустил глаза.

– Там. Где же ещё.

– А отчего она умерла? – всё дальше раскачивали моё воображение навеянные теми же образами мысли.

– От бабьей недоумке, а точнее – от общего воспаления в организме.

– Как это? – не понял я замысловатого объяснения.

– А так. Заболело у коровы вымя. Ветеринар и наказал делать на вымя холодные компрессы. А как ты их там закрепишь? Вот Алена и, ничего мне не сказав, стала водить корову на пруд и вместе с ней заходила по пояс в воду, стояла там до онемения ног. И так несколько раз. А дело уже было к средине сентября. Вода стылая. Корова вылечилась, а хозяйка слегла, да серьезно, – в начале зимы я её и похоронил. Десять вот лет один детей поднимаю. – Дед примолк, вглядываясь в окно. Глаза его ничего не выражали, будто бы там, на улице, он видел что-то своё, давнее. А у меня сердечко сжалось и глаза заточило.

Глава 3. В запале

1

Пока дед поил корову у колодца, я напихивал сено в ясли, едва различая в темноте стены закутки. Сено пахло лесными травами, летом, тревожило, будило воспоминания. За думами я едва различил глухой стук промороженной калитки, и тут же с жадной торопливостью вбежала в хлев корова. Выбравшись из ее стойла, я вышел в ограду и услышал за воротами разговор деда с недалеким соседом Степиным. Что-то в услышанных словах показалось мне интересным, и я притаился за углом сеней, навострив уши. Из торопливого, чуть-чуть приглушенного их диалога стало ясно, что Степин предлагал поохотиться ночью на волков с поросенком. Что это за охота, я не знал, но тут же в радостной тревоге еще пуще напряг слух.

Семен Егорович Степин, по прозвищу Кривой, ходил в заготовителях сырья от какой-то райцентровской конторы и имел на руках казенную лошадь. На ней он и предлагал деду покататься по лесным дорогам, как луна поднимется. Был у Степина и поросенок, и какое-то ружье, но сам он, потеряв еще в детстве один глаз и повредив руку, не охотился.

Поняв, что все условия этой необычной охоты оговорены и дед уже торкается в ограду, я шмыгнул под навес за дровами. Набирая на руку сухие поленья, я обкатывал невесть откуда налетевшие мысли о том, как попасть на эту заманчивую, отдающую риском и страхом охоту, понимая, что у деда туда проситься бесполезно. И будто кто-то стал направлять мои действия. Свалив дрова возле печки, я отпросился у матери поиграть со сверстниками, а сам переулком пробрался на задворки к Степиным и спрятался в сеннике. Мороз был легкий и в душистом сене почти не ощущался. Мысли несли меня по заснеженным лесам и полям, ближнему редколесью, по которым рыскали хищные звери, поднимали мечты на диковинные свершения, и в таких трепетных грезах прибывал я не меньше часа, когда хлопнула сенная дверь и в ограду вышел Степин. Он прошагал в конюшню и, выведя оттуда лошадь, стал запрягать. Меня потряхивало от волнения. Я боялся даже шевельнуться.