Читать «Живи и радуйся» онлайн - страница 139

– Особые, говоришь? Были. И в основном при блажи или, того хуже, в хулиганстве, когда человек становится, как говорится, без царя в голове. Я вот тебе сказывал про ту, Первую мировую войну, про свой плен. Пока добирался до наших краев, Гражданская война развернулась. Да так, что того и гляди или загребут снова в окопы, или вовсе расстреляют. Набралось нас в деревне бывших солдат прилично, и на Покров сошлись мы в гулянке у Юткиных. Дом гудел, что тот улей. Матвей Михалев певец был голосистый. Тянул басом: «…дам коня, дам кинжал, дам винтовку свою, а за это за всё ты отдай мне жену». – Дед это пропел, причем довольно сильно. – Песня такая есть не про наши дела, – пояснил он. – Подпевали Матвею – тоже не слабые голоса, и огонёк в лампах дрожал, готовый потухнуть.

У двери, за столом, сидел Пашка Доманин – красноармеец, в гимнастерке под ремнем, и горячо спорил с Иваном Демидовым и Егором Соболевым, доказывая им, что на свете нет ни Бога, ни беса. Спор распалялся, в него ввязывались другие, и кто-то предложил Пашке, если уж он никого и ничего не боится, сходить на кладбище, а для доказательства того, что он побывает там, притащить какой-нибудь старый крест. За выигрыш ставили четверть самогона. Обвел Доманин мужиков пьяным взглядом, а те примолкли, выжидают – отступать позорно. Сыграло самолюбие красноармейца, смахнул он шинель с вешалки и шлем со звездой, нацепил стоящую в углу саблю, даренную за храбрость, и за дверь.

Кладбище за деревней, у леса. Огромные вековые березы нависают там над могилами. Много людей похоронено под их корнями, много плача они слышали. Да только листьями трепещут.

У меня мурашки по коже от его слов и наплывших образов. А дед дальше:

– Долго ждали мужики Пашку, да так и не дождались, решив, что, глотнув на улице свежего воздуха, он отошел от дурных намерений и двинул домой. «Сбежал, стервец, – сердился Демидов, – дрыхнет небось давным-давно, а мы тут сидим, дурь гоним. Но я с него завтра четверть сдеру…» А утром нашли Пашку мертвым – на чьей-то старой могиле в обнимку с покосившимся крестом. Пола его шинели была насквозь проткнута саблей и пригвождена к земле.

Я замер, ожидая некой, вот-вот откроющейся, тайны. И дед, щурясь, глядя на меня, помедлил.

– Как полагали мужики: Доманин всё же робел, зайдя на кладбище, и обнажил саблю. Среди ряда могил он заметил покосившийся крест и к нему. Ночь хотя и не была светлой, но на фоне звездного неба кресты различить не трудно. Потянулся Пашка за крестом, а сабля мешает. Он и воткнул её в землю, да через полу шинели. Шинели-то тогда длинные были, до пят. Ничего не почувствуешь, если и, приседая, наступишь на подол. Обхватил спорщик крест, дернул к себе, а пола, приткнутая к земле, натянулась, мешает. Пашку и ожгла мысль, что кто-то его сзади держит. А может быть, в этот миг и сова где-то гукнула или другой какой звук долетел. Пашку и хватил удар.

Я сразу вспомнил странные крики, которые мы слышали, когда лазили за огурцами, и мягкий холодок прокатился по хребту. Представился и человек в обхвате с крестом, и могильные тени, и шушукающиеся березы, и жуткий крик…