Читать «Теплый берег» онлайн - страница 19

— Какая еще лаврушка?

— Вон, кусты. Лист потрешь — пахнет борщом.

— Дурак! Это ж лавр благородный. Ему, может, триста лет. Даже с вертолета объясняли — в парке нельзя рвать ни листочка…

Вяч усмехнулся:

— Может, и благородный, а в супе он лаврушка. В городах, где ее нет, хозяйки платят за пять листков пятнадцать коп., да еще благодарят за счастье.

Вмиг чудесным образом Лесю представились башни и стены. Он стоит на площади, камни выложены веерной кладкой — и вокруг толпа женщин. Он раздает им листья, женщины улыбаются и благодарят. А на нем рыцарские доспехи, и поверх блестящих лат — красный галстук с чернильным пятном…

— По пятнадцать коп., а сколько за день раскупят! Сосчитал?

А он и забыл, что у тех счастливых женщин надо брать по пятнадцать копеек…

Вяч хлопает себя по лбу:

— Черт, надо было Димке посмотреть, там ли павлины. Корм для них припас.

Человек припас корм. Потому, что он добряк, вот почему. Толстое лицо Вяча улыбается. Лесь чувствует облегчение от того, что кончились его советы. Не станут они продавать краденые розы, не будут врать бабкам про «куриного бога» и ломать ветки благородного лавра.

— Нет, Вяч, я тебе совсем про другую работу говорю. Понимаешь, решил заработать маме Але на туфли, у нее прохудились.

— Усёк! — Колотыркин ставит руку лопаточкой, точно, как его мать. — Только это неправильная система. Родители нас родили, они обязаны нас одевать. Если бы мы их родили — тогда железно.

— Неважно, кто кого родил. Важно, кто сильнее. Я сильнее.

— А какую другую работу? — спрашивает Колотыркин.

— Я еще сам не знаю, надо поискать.

— Еще искать! А тут запросто можно заработать, даже на лаковые, двадцать восемь ре стоят в универмаге, блестят, как галоши… — Вяч вдруг задумался. — Слушай, Мымриков, а твоя мать дерется? Нет? А моя!.. Ух! Однажды кастрюлей запустила. Пустой. Мимо! — И Колотыркин хохочет.

Лесь не смеется. Он и думать бы про это не стал, но думы, как тень, не спрашивают, ходить за человеком или нет. Он тогда меньше был. Забегался, про уроки думал: «Вот сейчас, вот сейчас…» А мама Аля вернулась с работы. Может, сумка с письмами была слишком тяжелая? Только сама была не своя. Увидела, что не сделал уроки, и надавала ему ремнем. Больно. А еще — обидно. Потому что били самые нежные, самые любимые руки на свете.

А на следующий день, перед маминым приходом забежала Анна Петровна и удивилась:

— Ты почему такой толстый?

И он открыл ей военную хитрость. Он надел двое лыжных штанов. Когда мама Аля сердиться перестанет, он снимет — жарко.

Нельзя открывать военные тайны женщинам. Анна Петровна ругала маму Алю. И все вспоминала штаны. Подумаешь! Они только называются лыжными. Никто из теплобережных мальчишек не видел лежачего снега, по которому на лыжах ходят.

А она про них даже Льву-Льву сказала.

Когда мама Аля с маленьким Димкой на руках пришла к Анне Петровне, Лев-Лев высунулся из киоска.

— «Но той руки удар смертелен, которая ласкает нас…» Эти строки из Некрасова, Аля, — объяснил он.

Лесь посмотрел на маму Алю: она не обернулась.