Читать «Царский венец» онлайн - страница 121

Август прошёл в привыкании к новой жизни, сентябрь — в серьёзных усилиях избавиться от скуки, которая в мутном своём застое таила, однако, подступающую угрозу. Было слишком спокойно, чтобы так могло оставаться всегда. Александра Фёдоровна молилась только об одном — чтобы дорогим её людям не было хуже, но сама она чувствовала, что хуже — будет. И действительно конец сентября принёс перемену, от которой повеяло недавней атмосферой царскосельского плена, исполненной напряжения, моральных издевательств и угроз.

Глава двадцать седьмая

ЦАРСТВЕННЫЕ УЗНИКИ.

1917 год, сентябрь — октябрь

Вечер. Гостиная, обставленная типичной для провинциального

помещичьего дома мебелью. Горит лампа, бросая уютный

свет на рукоделие в руках матери; звучит рояль, и на нежную

музыку ложатся девичьи голоса... Николай Александрович

слушает дуэт старших дочерей и думает о том, что судьба

причудлива и непонятна, что только здесь, насильно лишённый

привычных дел государственной важности, он имеет сколько

угодно времени, чтобы насладиться обществом своей семьи.

Сейчас у них всё просто и тихо, как и во множестве дворянских семей... но нет, в большинстве семей сейчас вовсе не тихо, и всё непросто. И именно это не даёт покоя, не позволяет поддаться иллюзии домашней идиллии. Его Родина страдает, может быть, погибает. Поэтому нет никакого уюта, нет никакой тишины. Есть только горе и страдание, и очень скоро он, свергнутый царь, и самые родные его люди разделят судьбу своей страны. Именно сейчас Николай ощутил это до боли ясно, как откровение. Исполнение предсказаний — их было несколько, и все говорили об одном, о жертве царя во имя народа. Пусть будет так. Потому что коль уж ему с рождения было суждено нести на себе бремя страшной ответственности перед Самим Господом, то...

Течение его мыслей было прервано громким хлопаньем двери. Сёстры ещё продолжали петь, но вскоре смущённо затихли. Порог перешагнул широким шагом комиссар Никольский, прибывший на днях в Тобольск по желанию Керенского вместе с комиссаром Панкратовым в качестве его помощника. И этот человек явился сейчас олицетворением невесёлых мыслей Николая Александровича.

— Товарищ Никольский, вы не могли бы стучать, прежде чем входите в комнаты? — заметил Пьер Жильяр. — Я должен вам сказать, что...

Пройдя мимо Жильяра как мимо пустого места, Никольский — руки в карманах, папироска в зубах, шапка на нечёсаных волосах — остановился прямо перед царём.

— Я не собирался прерывать ваш семейный вечер, — при этом комиссар усмехнулся, — но у меня сейчас вышел весьма неприятный разговор с товарищем Кобылинским. Вы, кажется, забываете, полковник Романов, что власть сейчас — мы, и ваши жалкие потуги установить здесь свои порядки не могут уже иметь никакого значения. Никакого.