Читать «Царский венец» онлайн - страница 107

Марина Валерьевна Кравцова

А это? Это ведь письмо от милого Бэби; Алёша только что научился писать и вот — радует маму коротким, полным ошибками посланием. А вот уже из Ставки:

«Ангельчик мой, дорогая, обожаемая, несравненная, неоцененная, милая душка Ты, моя родная Мама. Поздравляю Тебя и Аню с Принятием Святых Христовых Таин! Сегодня опять хороший день. Вчера катался на быстроходном катере и на шлюпках. После обеда был в кинема. Были такие картины:

1) Тайны Нью-Йорка (страшно интересно).

2) Вор и свинья (шарж).

3) История с комаром (шарж).

4) Идеальный ребёнок.

Кадеты остались у меня до вечера. Потом я немного занимался и пошёл спать рано.

Храни Вас Господь Бог!

Алексей. Крепко целую».

Тут уже Александра Фёдоровна заплакала навзрыд. Так, рыдая и целуя листы, которые для неё были больше, чем бумага, арестованная императрица сжигала дорогую сердцу переписку с самыми родными. А потом наступила очередь дневников...

Это было необходимо, хотя и безумно больно. Но лучше пусть огонь примет в себя тайну нежности и любви, сердечную память родственных чувств, чем затуманенные с похмелья глаза очередного творца революции станут с насмешкой скользить по дорогим сердцу строчкам, и похабные комментарии попытаются прилипнуть к чистоте излившихся из любящих душ слов.

В том, что будет именно так, Александра Фёдоровна не сомневалась, многого успела насмотреться и наслушаться всего лишь за несколько часов! После того как сегодня днём Временное правительство поменяло стражей, Александровский дворец услышал такое, чего ещё никогда не слышал, с тех пор как его возвели. Ощущая себя хозяевами, с нецензурной бранью расхаживали по комнатам солдаты революции, опьяневшие от вседозволенности, заглядывали куда хотели, орали и пели песни, не смущаясь тем, что в доме больные.

— Эй ты, твою мать, чего ливрею надел? — кричал, перевесившись с перил, молодой солдат охраны на седого старика лакея. — Холоп, царский лизоблюд! Разуй глаза — новое время нынче!

Старик не отвечал.

Мало их осталось во дворце, очень мало тех, которые вот так — строго и прямо — проходили мимо «хозяев», не удостаивая их взглядом, будучи исполненными уверенности в своей правоте.

Но сейчас тишина — успокоились «хозяева». Только новый часовой вышагивает в коридоре взад-вперёд. И вдруг — выстрелы! Александра Фёдоровна взметнулась, оставила письма, бросилась к окну.

— Да что ж ещё такое?

А ничего страшного, доложили ей. И впрямь ничего, просто русские солдаты, потешающиеся над семьёй своего государя: спьяну перестреляли лебедей и козочек в царскосельском парке...

Какой, казалось бы, пустяк! Но очень скоро перестреляют, уморят голодом и сгноят в лагерях тысячи и тысячи людей... Человеческая кровь уже лилась рекой за пределами дворца.

* * *

Николай Саблин мёрз на Царскосельском вокзале. Начало марта — не лето, а в этот год что-то совсем уж сурово... Государев флигель-адъютант дул на руки, но почему-то не хотел надеть перчаток. Зачем... зачем он здесь? Почему? Почему всё случилось именно так, а не иначе?