Читать «Донбасс для «чайников». Не Украина и не Русь, боюсь, Донбасс, тебя, боюсь!» онлайн - страница 128

Олег Измайлов

Два символа – в истории, и в камне

Так уж получилось, что более всего память Артема была увековечена в Донбассе. Старинный купеческий уездный городок Бахмут переименовали в Артемовск, в соседней Луганской области есть еще один с таким названием. Главная улица Донецка до сих пор носит имя пламенного революционера. Украинствующие партийцы взяли свое. И Украинский музыкально-драматический театр в Донецке был назван именем Артема, а две из четырех книг об Артеме написаны харьковским писателем Полонским на украинском языке.

Лет пять или шесть назад австралийский писатель Томас Кинелли, написавший «Ковчег Шиндлера», по которому поставлен знаменитый фильм, написал роман «Народный поезд», основанный на фактах биографии Артема. Правда, говорят, изобразил он его не вполне исторично.

И все-таки странным образом образ Артема, его дело живет не в литературных произведениях и не в народных сказаниях, а в камне. Речь, понятно, идет о знаменитом нашем памятнике Артему в Святых горах.

Памятников Артему поставлено было немного, один из них украинские националисты уже свалили в Кривом роге, второй – в Харькове. Удивительно, что жив тот, что в Артемовске. Судьба его не может не тревожить, тем более, что первый, самый первый монумент Артема в Артемовске был взорван немцами во время ВОВ. Он, как и святогорский, был делом рук одного из самых известных киевских скульпторов Ивана Кавалеридзе.

Я уверен, что Кавалеридзе был влюблен в образ Артема, возможно, он соотносил свой ментальный облик с артемовским, ему импонировали необычайные романтические факты биографии знаменитого большевика. Он считал его частью созидающей силы, как и себя самого. Тот памятник Артему, который был поставлен в Бахмуте, не мог бы стоять в Донецке с его безупречно советским обликом. Вот представьте себе 15 метров постамента (почти высота фигур монумента Твоим освободителям Донбасс) и 15 метров сам Артем. И все это на месте нынешнего Артема – нонсенс. Тот, что был поставлен в 1967 году, гармоничен для своего места. Что касается вопросов о нехорошем пальце, выглядывающем не так, как надо, при определенном взгляде на монумент, то никакой антисоветчины. Все просто – скульптор Костин делал памятник в соавторстве с женой, она у него отвечала за изготовление мелких деталей, он не досмотрел, в мастерской было тесно, турели не было, чтобы повернуть скульптуру, вот и вышел казус. Но в целом памятник вполне себе пролетарский и вряд ли можно было бы сделать лучший для коммуниста Артема.

Два Артема поднялись над Донбассом и еще долго будут и его ориентирами, и его символами.

Первый – исторический образ народного гения, показавшего своей короткой жизнью возможность реального воплощения и равенства, и братства, и приближения к старинному крестьянскому православному идеалу – царству божию на земле.

Второй – образ в камне, овеществленный образ силы духа свободного человека. Он прекрасен, и он вечен.

Донбасс между войнами

Если по правильному, по сурьезному, то описывать дела и даты Донбасса надобно исключительно в советском стиле – скупо, но пафосно, обильно поливая справку цифрами производственных успехов и достижений передовиков. Но сдается мне, что так уж в свое время перестарались у нас с этим, что и не понять теперь, когда можно будет вернуться к этой манере изложения материала. Да, можно бы рассказать о пьянстве Стаханова, о том, как его последователь на транспорте славянский машинст Петр Кривонос, несмотря на молодость был определен в главные стахановцы в своей профессии, хотя о этого назначен был лиманский механик Шулипа, да «наверху» фамилия его не понравилась – то ли дело Кривонос! Можно было бы привести не так давно опубликованные разговоры по ВЧ-связи, в которых летом 1942 года нарком Каганович такими страшными матами кроет этого самого Кривоноса, прыгнувшего к тому времени из будки паровозного машиниста в кресло начальника Северо-Донецкой дороги. Но это все, граждане не интересно, почти не интересно. Нельзя же ей богу все время о выдающемся и выдающихся. Жизнь ведь текла и в низу, да еще как текла!