Читать «Была не была» онлайн - страница 22

Галина Николаевна Демыкина

Жила-была капуста — Хороший человек…

Володя улыбнулся своему, что хотели так легко отобрать. И немножко отняли. Потому что так уже не будет. Володя не мог бы объяснить, но знал точно.

Из окна широко шла темнота опустевшего двора. И холод. Володя подобрал ноги, скорчился. Диван качнулся и поплыл. Близоруко улыбнулся отец. Взмахнула толстыми нелепыми руками тетя Лида. Мама сжала Володину голову тоненькими, как у Тошки, пальцами, виновато заглянула в глаза:

«Ну да, я струсила. Я боюсь качелей». А качели летели вверх, к холоду и ветру.

И он на них — один. Никого на противоположном конце. Вперед — вверх… Но это был уже сон.

12

Володя прятался за березу в дремучем Измайловском лесу. А Длинный размахивал топором, прорубался к нему — бум! бум!

— Я тебя не обижу, братишка.

— Отстань!

— Работа легкая — смотри, — бум-бум…

— Совсем отстань!

Деревья падали все ближе, удары топора над ухом бум-бурум-бум.

— Володя!

Откуда-то — мама.

Да нет, какой же лес. Володя, одетый, на диване. Утро. Стучат в дверь.

— Ты что, заперся? Открой. — Он открывает. Пожалуйста.

Папа растерянный. Мама тоже.

У нее такое лицо, как было, когда Володя еще маленький без спросу ушел на улицу и потерялся, и потом нашелся. Будто она боялась, что его за дверью нет. И теперь рада, что он здесь. И все-таки сердита.

— Ты что, спал одетый?

— Да.

— Не разбирал постели?

— Нет.

— Вы все время так без меня? Николай?

— Ну что ты, Лёля.

— А что? Очень удобно. И не подметали. Ты хоть разок подмел у себя, сыночек, дорогой? Впрочем, у тебя нет времени! Надо дружбу вести.

Опять!

Но что это? Что это? Мама выдергивает ящик стола.

— Вот видишь? Нож. Холодное оружие!

(Ведь знала. Еще смеялась, когда он обменял этот нож на фонарь и револьвер в придачу — «облапошили тебя».)

Отличный складной нож. Лучшая сталь!

Нож тонет в кармане маминого халата.

— Мама!

— Никаких ножей! Никакого оружия! Хватит! Чтобы нас всех пересажали за разбой. Этого ты хочешь?

(А комната и правда как после разбойничьего налета. Тряпки — на пол, ценности — в карман!)

— Теперь будешь дома сидеть. Тройки исправлять.

Дверь хлопнула так, что дрогнули стены. Штукатурка под обоями застенчиво — трюк-тюрюрюк! — и гроза укатилась.

А Володя-то ждал!

Самое обидное было не это. И прежде мама кричала на него. В детстве шлепала. Он плакал. Ему было больно. Как если бы одна рука побила другую. Все равно это была его рука, часть его самого.

И вдруг почему-то она, эта часть, отделилась.

Он не заметил когда. И вот — он сам по себе, мама — сама по себе.

Она касается его, и он слышит это чуждое прикосновение.

«Нахальная девчонка!»

«А ты, кроме красивых слов, что предложил?»

А раньше нет. Раньше, как она подумает — так и он. Ее взгляд был его взгляд… «Нахальная девчонка…»

А Тошка (добрая Тошка!) говорила «красавица». «Твоя мама просто красавица».

Может, Альке было неприятно. О его маме так не скажут. Зато и она, наверное, не скажет, «нахальная девчонка». И про кого? Про Тошку!

— Быстро мойся и за стол, — кричит мама из соседней комнаты.

— Я не буду.

— Как знаешь.

Лезет в ноздри сладковатый запах жаркого. Стучат вилки и ножи. Потом все стихает.