Читать «На путях исторического материализма» онлайн - страница 36

Следовательно, если это была приблизительная траектория движения от структурализма к постструктурализму, то мы получаем ответ на свой вопрос. Неразрешенные трудности и тупики марксистской теории, которые структурализм обещал преодолеть, так и не стали предметом длительных дискуссий в этой соперничающей с марксизмом теории. Принятие языковой модели в качестве «ключа ко всем мифологиям», отнюдь не проясняя и не расшифровывая отношений между структурой и субъектом, привело от риторического абсолютизма первой к фрагментарному фетишизму второго, так и не продвинув вперед теорию их отношений. Такого рода теория, исторически детерминированная и секторально дифференцированная, могла быть разработана лишь при диалектическом уважении их взаимозависимости.

3. Природа и история

Вопрос, который я вчера обсуждал и который остается для меня загадкой, — это причина отступления марксизма в романских странах в то время, когда во всех остальных странах западного мира марксистская культура развивалась особенно успешно. Привлекательное предположение об интеллектуальном поражении марксизма от руки превосходящей его структуралистской культуры, с начала 60-х годов завоевавшей Париж, при ближайшем рассмотрении самого структурализма оказалось неправдоподобным. Формальное поле битвы между этими двумя направлениями, проблема взаимоотношений между структурой и субъектом никогда не были заняты структурализмом в такой степени, чтобы бросить реальный вызов уверенному в себе историческому материализму. Внутреннее объяснение с точки зрения логики развития идей того времени заводит нас в тупик, отсылая к внешней истории политики и общества в целом. Если мы рассмотрим нашу проблему в таком аспекте, то мы сразу сможем подтвердить, что, несмотря на полемическую атмосферу того времени, между двумя соперниками редко случались прямые и серьезные столкновения. В этом — поразительная политическая гетерономия структурализма как явления. Нигде и никогда в 60—80-х годах структурализм или течения, в которые он трансформировался, не защищали свою собственную независимую социальную позицию. Наоборот, структурализм и постструктурализм всегда отличала необычайная неустойчивость политических коннотаций, которые они приобретали одну за другой. Эта внешняя история практически представляет собой историю пассивного приспособления к господствующим веяниям и настроениям времени.

Вначале, когда марксизм владел умами во Франции в период после Освобождения, большинство ведущих мыслителей-структуралистов формально отдавали ему дань. Леви-Строс заявлял, что его работы — это не более чем исследования надстройки, дополняющие марксистскую точку зрения о «несомненной первичности инфраструктур базиса. В начале своей деятельности Фуко положительно отозвался о работах Павлова и о советской психиатрии. Для Барта двумя крупнейшими столпами и источниками в современную эпоху были Брехт и Сартр. Понталис, тесно сотрудничавший с Лаканом, был членом редколлегии «Тан модерн» в течение всего периода сотрудничества этого издания с Французской коммунистической партией. К середине 60-х годов в ужесточившейся обстановке «высокого голлизма» все это изменилось. Язвительные «Мифологии» Барта уже совсем не напоминали его же мягкую семиологию моды. Политическое кредо Фуко сместилось к технократическому функционализму, и он теперь утверждал, что «оптимальное функционирование общества может определяться внутренним путем, и невозможно сказать, кому выгодно, чтобы дела шли именно таким образом». Затем, после майских событий, когда структурализм в результате резкого поворота превратился в постструктурализм, Фуко так же легко нашел свое место в неоанархистском течении, преобладающем в то время среди французских левых, и стал, в компании с Делёзом и Лиотаром, основным выразителем взглядов левого либертаризма, в то время как те, кто работал с Дерридой в «Телькель», обратились к марксизму. Сегодня Леви-Строс говорит о марксизме как о тоталитарной угрозе всему сущему, включая даже животный мир; Фуко приветствует гулаговскую литературу; Соллерс и Кристева из «Телькель» заново открыли для себя добродетели христианства и достоинства капитализма. Эти позиции могут быть консервативны или являться результатом сговора, но независимо от этого они обладают очень малым реальным весом и малой действенностью. Их бессмысленность поражает еще больше, чем их уникальность. Будучи размышлениями о текущей политической обстановке, а по существу находясь вне политики, они могут вновь трансформироваться с изменением обстановки. Они дают нам общие сведения о французской истории прошедших десятилетий и очень мало об идеях самого структурализма.