Читать «На путях исторического материализма» онлайн - страница 29

Таким образом, структурализм как проект с самого начала был предназначен для разрушения референтных осей Соссюровой теории знака. Результатом могла быть лишь постепенно развивающаяся «мания величия» означающего. Леви-Строс начал эскалацию структурализма с невероятного тезиса о том, что человек изобрел язык en bloc (целиком) как завершенную систему уже при избытке возможностей ее использования. Он писал, что «человек со времени происхождения располагает полным набором означающих, которыми он с трудом наделяет означаемое данное как таковое и при этом неизвестное». Результатом было постоянное «сверхизобилие означающего относительно означаемого, которое служит для него основой». Лакан еще раз взял на себя ответственность за следующий шаг, когда просто отождествил сети означающих с их дифференциальными позициями внутри языка, низводя означаемое всего лишь до потока вещей, произнесенных как речь. Там, где Леви-Строс ввел «плавающее означающее» над, как подразумевалось, стабильным означаемым, Лакан теперь завел речь о «непрекращающемся соскальзывании означаемого под означающее», что было принято за метафору субъекта. Отсюда вытекала явная невозможность наделения означаемого постоянным интенциональным значением. Внутренний динамизм в цепи означающих (коэкстенсивной с бессознательным) постоянно нарушает иллюзорное тождество эго, которое представлено ими. Дерриде осталось лишь отвергнуть даже понятие самого знака как единства в различии означающего и означаемого, вообще отказав в самостоятельности означаемому. Теперь язык становился процессом, в котором «каждое» означаемое находится также и в положении означающего, то есть чистой и простой системой «плавающих означающих», не состоящей в детерминируемом отношении к каким-либо внелингвистическим референтам.

Необходимое следствие такого стяжения языка внутрь самого себя состоит, конечно, в том, что исключается возможность истины как соответствия предложений действительности. Фуко и Деррида неотступно придерживались вытекающей из этого логики, что позволило им от Соссюра вернуться назад к философскому наследию зрелого Ницше, к его неустанному разоблачению иллюзии истины и устойчивости значения. По Дерриде, любая концепция истины должна быть уравнена с принудительной метафизикой присутствия, с которой Ницше порвал в своем, я цитирую, «радостном утверждении свободной игры мира и незнания становления... без вины, без истины, без происхождения». Фуко делает ударение не столько на освобождении от когнитивного в смешном, в нелепом, сколько на тирании в соответствующей действительности. Воля к истине, утверждает он, производит знание преимущественно посредством «постоянно повторяемой фальсификации, устанавливающей различие между истинным и ложным». Соскальзывание к произвольному агностицизму, провозглашенному, даже если и никогда не применявшемуся на практике молодыми философами, остается чуждым старшему поколению структуралистов. Как Леви-Строс, так и Лакан, когда этого требует обстановка, даже проявляют сциентистские устремления, высказывая пожелания о математическом описании своих дисциплин.