Читать «Вкратце жизнь» онлайн - страница 2

Из нового доноса, теперь уже не на деда, а на его секретаря, следовало, что киевский комсомолец-разоблачитель сам являлся врагом народа, сыном кулака.

Несчастный парень сбежал из дома, когда взяли его отца и всю семью, и теперь старался как мог выслужиться перед новыми властями. Вот и заложил деда.

Это были еще не тотально расстрельные тридцатые. И деда – согласно тогдашней абсурдистской революционной логике – выпустили. Несмотря как на призрачный троцкизм, так и на вполне реальную чернильницу.

После чего дед уже никогда никаких иллюзий по поводу происходящего вокруг не питал.

В тот же день он запер на замок киевскую квартиру на задворках Крещатика, в глубине двора меж Фундуклеевской и Прорезной, и переехал с семьей от греха подальше в Москву, чтобы бесследно раствориться в еще более крупном и суматошном людском муравейнике.

В Москве дед уже никак не светился, был мелким клерком, скромным совслужащим, и про бумагу верже я узнал в свое время вовсе не от него, а из известных мандельштамовских строк.

Две почти нечитаемые газетные вырезки – одна о разоблачении троцкиста (деда), другая о разоблачении кулацкого сына (его секретаря) – выпали из двадцать девятого тома мрачновато-зеленого собрания сочинений плодовитого Чарльза Диккенса, когда мы с отцом переставляли книги из рассохшихся и уже не закрывавшихся старых шкафов на свежеприобретенные румынские полки.

Другие обрывки истории семьи выпадали из многотомной книги судеб столь же редко и случайно.

Мои дедушки и бабушки были детьми местечек: Вилейка, Воложин, Фастов… Там они и выучились – кто как смог.

Воложинская иешива деда Исаака была весьма престижным заведением. Туда приезжали на учебу отовсюду (даже из Японии и Австралии). Формально ее закрыли еще до Первой мировой (как не соответствовавшую тогдашним стандартам образования), но дожила иешива до Второй.

Последних учеников вместе с раввином расстреляли нацисты в сорок первом.

Мне было лет десять (может, больше), когда в начале летних каникул мы пересекали на машине Белоруссию, направляясь к популярной среди тогдашней научно-технической интеллигенции Балтике, дабы, бродя по колено в холодном мелком море, прячась от ветра в песчаных дюнах и от моросящего дождя в уютных кофейнях, полагать себя в Европе.

По дороге мы неожиданно свернули с шоссе на пыльный проселок и остановились посреди неведомого селения.

Предмет отцовской любви и гордости (несколько лет он простоял в особой профессорской очереди), наша “Волга” с оленем на носу произвела на аборигенов сильнейшее впечатление.

Папа начал осторожно расспрашивать местных, выбирая тех, кто постарше:

– Не подскажете, где здесь была улица Пилсудского?

Я ничего не понимал. Куда мы приехали? Какой Пилсудский? Зачем папе эта улица?

Встреченные старики, похоже, понимали (шарахались). Наконец папа коротко пояснил, что здесь некогда жил дед и заодно – кто такой Пилсудский.

Сомнительный, надо признать, персонаж.

Будучи ребенком рассудительным, я высказал гипотезу, что, поскольку он тоже был вождем, это, наверное, была главная улица местечка, то есть та самая улица Ленина, где мы и остановились.