Читать «Создатели и зрители. Русские балеты эпохи шедевров» онлайн - страница 35

От фотографий танцовщиц с осевшим корпусом веет ленцой. Кажется, дамы держатся вертикально только благодаря корсету: их тянет присесть и прилечь. Все в теле, у некоторых кордебалетных лямки лифа словно вот-вот лопнут под тяжестью огромного балкона (а на балконе — огромный бриллиант). Балерины не столь дородны, но не первой молодости, публикой давно выучены назубок и приелись еще солистками. В серой пелене этого десятилетия они неотличимы друг от друга: Никитина? Горшенкова? Иогансон?

Ветер извне не доносит ничего. Окна в театре давно не открывали: последней гастролершей была немка Адель Гранцов, и с 1873 года в Петербург балерин-иностранок не приглашали — император специально повелел обходиться своими силами. Александру II было уже немало лет, у него была княгиня Юрьевская, и балетные тонкости его не интересовали.

Вину за «тусклое десятилетие» советские историки возложили на Петипа. Ну и на «политическую реакцию», конечно.

Над ними можно посмеиваться. Но вот Любовь Блок, вдова поэта и великий историк балета, в своей книге «Классический танец» тоже винила Петипа: «Балетмейстер никуда не вел». И была неправа. Блок судила императорский балет мерками советского театра с его «художественными руководителями», с позиций модернистского ХХ века, обособившего и поднявшего фигуру «автора».

Но императорский балет жил по иным эстетическим законам. Самобытности от Петипа и не требовали. Он обслуживал труппу, следил за исправностью репертуара; его авторские амбиции никого не заботили. Лишь бы была довольна публика и заняты танцовщицы. Самих же танцовщиц балет интересовал не слишком.

Это закладывалось уже в школе. Все знали: на работу дирекция все равно пристраивала более или менее всех выпускников — не в балет, так в драму, не артистом, так хоть в костюмерные. Это было, прежде всего, гуманно. Театральное училище было закрытым учебным заведением. С детства запертые в театральном гетто, изолированные, питомцы ни к какой иной жизни просто не были приспособлены. Чтобы выгнали из театра, нужно было вести себя совершенно безобразно. По служебной лестнице в балете поднимали согласно выслуге лет — сенсаций ждать не приходилось. А там уже и гарантированная пенсия.

Неудивительно, что петербургские родители из низших слоев общества мечтали о балете для своих чад: он гарантировал кусок хлеба. А еще можно было попытаться сыграть в лотерею. Это родители понимали тоже.

Конечно, порядки в Театральном училище были суровыми, нравы грубыми, а еда скудной, но все-таки контраст с тем, что осталось дома, был разительным. Отосланные с детства в балетный интернат, «многие воспитанницы до выпуска из школы не представляли себе той бедности, в какой живут их родители». Зато видели, какие подарки подносили солисткам и балеринам. Жадно читали, какие драгоценности передавали из зала после спектакля. Видели бриллианты на рядовых танцовщицах. Эти бриллианты уж точно не были куплены на жалованье артистки кордебалета. Ученицы делали выводы. «Все, что было выдающегося по красоте, со школьной скамьи шло прямо на содержание».