Читать «Демон наготы» онлайн - страница 16

До вечера я не видел никого. Генерал неожиданно прислал сказать, что чувствует себя нехорошо и заниматься сегодня не будет. К вечеру я услыхал какую-то тревогу. Оказалось, ищут с утра пропавшую Марыньку. Какая-то томительная пустота, ожидание, неясная тревога чувствовались во всем доме. И вдруг шум усилился, вырос, разросся в какое-то тревожное зловещее гудение, прерываемое отдельными криками. Я бросился из комнаты и столкнулся с кучкой людей, что то несших. Мне бросилось в глаза маленькое тело Марыньки и ее неподвижная загорелая пятка. Лицо ее было закрыто.

Марыньку сняли с дерева. Она была еще жива. Федор поехал за доктором.

ГЛАВА 3-я

I

Несколько дней прошло горьких и пустых. Подле комнаты Изы, в пустой, когда-то бывшей детской, комнате лежала Марынька. Она выздоравливала. Я не входил к ней в комнату, боясь вызвать в ней испуг и потрясение. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я ее увидел, была черно-синяя полоска вокруг шеи. Когда Марынька встала, за ней приехала старшая сестра из деревни и увезла ее домой. Мы не прощались. За десятки лет последующей жизни мне ни разу не довелось ее увидеть. Где-то она жила и проходила свой трудный женский путь, сохраняя — не знаю, надолго ли, — на дне души мой искаженный облик.

Вечером ко мне пришла Иза. Мы с ней сидели молча. Когда ее руки легли на мои плечи, я отстранил ее. Она приблизила ко мне раздраженное недоумевающее лицо. Я прошептал: «нет»… — и отвернулся. Она ушла.

Подавленный, я жил до вечера, скитаясь, как тень, по комнате и в саду. Ночь я провел без сна в страшном угнетении, тоске и непонятном страхе. Мне казалось, что я навсегда сошел с дороги и сбился в сторону, что мне уже не найти пути. Мне было горько, пусто, страшно. Жизнь наваливалась тяжелой и безобразной глыбой, сосала сердце нудьгой, томила страхом суетного грязного дня и бессонной горькой ночи. Я встал и зажег лампу. Тоска и страх слились вместе в моем сердце. В эту ночь я терял своего Бога, я куда-то низко пал, подо мною дрожали все устои жизни, и ничего не было в душе, кроме безобразного страха и сосущего сердца сомнения.

Я томился, словно меня напоили отравой, горькой и рвущей все внутри. Я боялся дней, что ждут меня впереди, предчувствуя пыльную жуткую дорогу, расстилающуюся предо мной. Пыль, грязь, бессилие, беспомощно опущенные руки, разъеденная ржавчиной воля — вот чего смертельно боялся я. И было такое чувство, как будто спасения уже нет и всей моей жизни нет освобождения и нет настоящего живого пути.

Быть может, все уже было предопределено и кто-то в графе моей жизни вписал — падение и гибель, и я должен был только пойти и погибнуть. Я метался в огне мыслей, в страхе и панике; ужас сливался во мне с возмущением. Я возмущался в горьком своем бессилии и тем, что я рожден, и тем, что я живу, что есть возможность исполнить надо мною бессмысленную букву приговора. Я не принимал ни этой жизни, ни этой смерти. Но я не мог вырваться из рокового круга существования и уничтожения.