Читать «Октябрьские зарницы. Девичье поле» онлайн - страница 369

Василий Федорович Шурыгин

Северьянов вскочил с места. Густая краска залила все его смуглое цыганское лицо. По солдатской привычке он повторил просьбу Крупской и, стукнув каблуками, пулей вылетел из комнаты. В коридоре чуть не сбил с ног Марусю Токареву. Токарева с доброй, не без лукавства улыбкой остановила его:

— Куда ты так?

Северьянов коротко и сбивчиво объяснил. В заключение спросил:

— Маруся, положи руку на сердце и скажи: не злишься на меня?

— Немножко злюсь, даже не кладя руку на сердце.

— Ты выходишь за него замуж?

— А тебе это не нравится?

— Мне казалось, он… недостоин тебя.

— Не сидеть же мне в девках до пятидесяти лет, пока не появится добрый молодец с седой бородою. — Глаза Маруси сверкнули недобрыми огоньками.

— Значит, ты останешься в Москве, с ним?

— Нет. Он со мной возвращается в Тулу. — И на лице Маруси заиграла кроткая лукавая улыбка.

— Желаю тебе счастья, Маруся!

Токарева подала Северьянову руку.

— А у нее очень милый девчоночий почерк! — И кивнула в глубь коридора: — Там, в витрине, письмо тебе.

Северьянов, как говорится, сломя голову бросился к витрине, потом мчался «пеший по-конному» в Наркомпрос и на ходу несколько раз перечитывал письмо Тани. «Я очень много думаю о тебе, Степа, — писала Таня. — Вчера проснулась рано. В нашей комнате тихо-тихо, все спят. Я встала, подошла к открытому окну, села на подоконник. На листьях сирени — слезинки росы… Кажется, если б крылья — вспорхнула бы и полетела к тебе». И пело девичье сердце простые задушевные слова, и звучали они для Степана, как слабая любимая мелодия. Открытую, способную на безграничную преданность душу чувствовал он в каждом слове Тани. И неведомыми еще ему ударами горячих волн крови входила в него какая-то новая сила. Ему представилось милое лицо Тани, озаренное светом глубокого, внимательного взгляда. Увидел как наяву ее крепкую, стройную фигуру, мягкие осторожные движения, и захотелось прижать ее к своей груди. «Вот такая пойдет на край света со мной и не предаст… не предаст!» — мысленно повторил он, и вдруг по бронзовому лицу Северьянова под шапкой черных с рыжинкой волос пробежала тень. Буйная, требующая сильных движений душа Степана содрогнулась от мысли, что на свете еще так много лживых людей, способных предавать и продавать. В памяти всплыла последняя случайная встреча с Куракиной. «Я верю в вас, — говорила она ему, — и эта вера приятно волнует мою гордость. Ведь я русская, а вы, большевики, — соль земли русской».

В наркомат Северьянов влетел, как вихрь. Он оглядел голые стены приемной наркома, встряхнул волосами, как бы освобождаясь от груза воспоминаний, подошел к секретарю и резко напомнил ей о себе.

— Идите, товарищ, и доложите, пожалуйста, сами!

Когда Северьянов вошел в кабинет, Луначарский, энергично взмахивая рукой, ходил вдоль стены за своим письменным столом. Лицо у него было жизнерадостное, веселое, шагал он быстро и бодро и говорил с делегацией актеров Большого театра.