Читать «Васса Железнова (сборник)» онлайн - страница 134

Максим Горький

– Нелегко, но я привыкла… У него есть свои достоинства…

– О, это несомненно! Но вам, молодой, красивой, образованной, вам с вашими взглядами…

Он ласково и сочувственно улыбался, голос у него был такой мягкий… В комнате повеяло теплом, согревающим душу. В сердце девушки все ярче разгоралась робкая надежда на счастье.

XII

Фома сидел у Ежова и слушал городские новости из уст своего товарища. Ежов, сидя на столе, заваленном газетами, и болтая ногами, рассказывал:

– Началась выборная кампания, купечество выдвигает в головы твоего крестного, – старого дьявола! Он бессмертен… ему, должно быть, полтораста лет уже минуло? Дочь свою он выдает за Смолина – помнишь, рыжего! Про него говорят, что это порядочный человек… по нынешним временам порядочными людьми именуют и умных мерзавцев, потому что – людей нет! Африкашка корчит из себя просвещенного человека, уже успел влезть в интеллигентное общество и – сразу встал на виду. По роже судя – жулик первой степени, но, видимо, будет играть роль, ибо обладает чувством меры. Н-да, брат, Африкашка – либерал… Либеральный купец – это помесь волка и свиньи.

– Пес с ними, со всеми! – сказал Фома, равнодушно махнув рукой. – Что мне до них? Ты как – пьешь все?

– Почему же мне не пить?

Полуодетый и растрепанный Ежов был похож на ощипанную птицу, которая только что подралась и еще не успела пережить возбуждения боя.

– Пью, потому что надо мне от времени до времени гасить пламя сердца… А ты, сырой пень, тлеешь понемножку?

– Надо мне идти к старику!.. – сморщив лицо, сказал Фома.

– Дерзай!

– Не хочется…

– Так не ходи!..

– Нужно…

– А тогда – иди!..

– Что ты все балагуришь? – недовольно сказал Фома. – Будто и в самом деле весело ему…

– Мне, ей-богу, весело! – воскликнул Ежов, спрыгнув со стола. – Ка-ак я вчер-ра одного сударя распатронил в газете! И потом – я слышал один мудрый анекдот: сидит компания на берегу моря и пространно философствует о жизни. А еврей говорит: «Гашпада! И за-ачем штольки много разного шлов? И я вам шкажу все и зразу: жизнь наша не стоит ни копейки, как это бушующее море!..»

– Э, ну тебя, – сказал Фома. – Прощай!..

– Иди! Я сегодня высоко настроен, и стонать я с тобой не могу… тем более что ты и не стонешь, а – хрюкаешь…

Фома ушел, оставив Ежова распевающим во все горло:

Греми в бар-рабан и – не бойся…

«Сам ты барабан…» – с раздражением подумал Фома.

У Маякина его встретила Люба. Чем-то взволнованная и оживленная, она вдруг явилась пред ним, быстро говоря:

– Ты? Боже мой! Ка-акой ты бледный… как похудел… Хорошую, видно, жизнь ведешь!

Потом лицо ее исказилось тревогой и она почти шепотом воскликнула:

– Ах, Фома! Ты не знаешь – ведь… вот! Слышишь? Звонят! Может быть – он…

И девушка бросилась из комнаты, оставив за собой в воздухе шелест шелкового платья и изумленного Фому, – он не успел даже спросить ее – где отец? Яков Тарасович был дома. Он, парадно одетый, в длинном сюртуке, с медалями на груди, стоял в дверях, раскинув руки и держась ими за косяки. Его зеленые глазки щупали Фому; почувствовав их взгляд, он поднял голову и встретился с ними.