Читать «Хочу отдохнуть от сатиры...» онлайн - страница 16
Саша Черный
«…На берлинском балконе…»
На берлинском балконеСолнце греет ладони,А усатый и дикий густой виноград —Мой вишневый сегодняшний сад.Много ль надо глазам?Наклоняюсь к гудящим возам,На мальчишек румяных глазею,И потом в виноград, как в аллею,Окунаю глаза.А вверху – бирюза,Голубой, удивительный цвет,Острогранной больницы сухой силуэт,ОблакаИ стрижей мимолетно-живая строка…Надо мной с переплета жердейТемно-рыжий комочек глядит на прохожих людей.Это белка – мой новый и радостный друг…Жадно водит усами вокруг,Глазки – черные бусы.Ветер, солнце и я – ей по вкусу…Посидит-посидит,А потом, словно дикий бандит,Вдруг проскачет галопом по зелени крепкой,Свесит голову вниз и качается цепкоНад моей головой,Как хмельной домовой…Достаю из кармана тихонько орех:Вмиг мелькнет вдоль плеча переливчатый мех,И толкает в кулак головой, как в закрытый сарай:– «Открывай!» —Солнце греет ладони…Посидим на балконеИ уйдем: белка в ящик со стружками спать,Я – по комнате молча шагать.
1923
Весна в Шарлоттенбурге
Цветет миндаль вдоль каменных громад.Вишневый цвет вздымается к балкону.Трамваи быстрые грохочут и гремят,И облачный фрегат плывет по небосклону…И каждый луч, как алая струна. Весна!Цветы в петлицах, в окнах, на углах,Собаки рвут из рук докучные цепочки,А дикий виноград, томясь в тугих узлах,До труб разбросил клейкие листочки —И молодеет старая стена… Весна!Играют девочки. Веселый детский альтСмеется и звенит без передышки.Наполнив скрежетом наглаженный асфальт,На роликах несутся вдаль мальчишки,И воробьи дерутся у окна. Весна!В витрине греется, раскинув лапы, фокс.Свистит маляр. Несут кули в ворота.Косматые слоны везут в телегах кокс,Кипит спокойная и бодрая работа…И скорбь растет, как темная волна. Весна?
1921
В старом Ганновере
В грудь домов вплывает речка гулко,В лабиринте тесном и чужомУлочка кружит сквозь переулки,И этаж навис над этажом.Карлики ль настроили домишек?Мыши ль грызли узкие ходы?Черепицы острогранных вышекТянут к небу четкие ряды. А вода бежит волнистой ртутью, Хлещет-плещет тускло-серой мутью, Мостики игрушечные спят, Стены дышат сыростью и жутью, Догорает красный виноград. Вместе с сумерками тихо В переулок проскользни: Дня нелепая шумиха Сгинет в дремлющей тени… Тускло блещет позолота Над харчевней расписной, У крутого поворота Вязь пословицы резной. Переплеты балок черных, Соты окон – вверх до крыш, А внизу, в огнях узорных, Засияли стекла ниш, — Лавки – лакомее тортов: Маски, скрипки, парики, Груды кремовых ботфортов И слоновые клыки… Череп, ломаная цитра, Кант, оптический набор… Как готическая митра, В синей мгле встает собор: У церковных стен застывших — Лютер, с поднятой рукой, Будит пафос дней уплывших Перед площадью глухой…Друга нет – он на другой планете,В сумасшедшей, горестной Москве…Мы бы здесь вдвоем теперь, как дети,Рыскали в вечерней синеве.В «Золотой Олень» вошли бы чинно,Заказали сыра и вина,И молчали б с ним под треск каминаУ цветного, узкого окна!.. Но вода бежит волнистой ртутью, Хлещет-плещет тускло-серой мутью. Мостики игрушечные спят. Стены дышат сыростью и жутью. Друга нет – и нет путей назад.
