Читать «Петербургское действо. Том 1» онлайн - страница 189

Евгений Андреевич Салиас де Турнемир

– Образ-то, что ль? – смущаясь, спросил Сеня.

– Хорошо… Что ж это, святая вещь?

– А то как же? – ухмыльнулся Сеня. – Это, стало быть, святой угодник Божий…

– Намалеван? Ну, хорошо. Это угодник. Святой и равноапостольный князь Владимир. Так у головы его написано. Хотя бы следовало надпись тоже внизу делать! – улыбался Петр Федорович. – Ну, хорошо. Ну а это что такое?

И государь повернул икону оборотной стороной вверх. Сеня глядел во все глаза и ничего не понимал.

– Ну, что это, железо, что ль?

– Как можно… – усмехнулся Сеня во весь рот.

– Что же это?

– Сосна аль липа… Липа, должно…

– Доска, стало быть? – допрашивал государь.

– Где же! – рассмеялся уж Сеня, предполагая шутку. – Как можно! Доски нешто таки бывают. В доске, стало быть, тапери мало-мало аршин, а то доска, хотя бы вершковка, в девять аршин бывает, – заговорил в Сене мастер-плотник. – Бывают, вестимо, доски трехвершковки или, к примеру, дерева, для строительства… что по три рубля берут, ей-богу… Вот тут же на Выборгской в лесном дворе есть…

Но государь прервал красноречие плотника:

– Если это дерево и доска, так нешто можно на коленки становиться перед ней и молиться как Богу? Понял?

Сеня смотрел во все глаза и не понимал. Его мысль шла правильно на лесной двор и на цены досок, а государева мысль вернула совсем куда-то не туда…

– Молиться надо Господу Богу и святой Марии и Христу Иисусу. А доскам нельзя молиться! Понял?

Сеня все смотрел во все глаза и все ничего не понимал.

– Если это дерево, то и доска. И какие краски ни намалюй на ней, чего ни напиши, все-таки будет доска. Понял?

Сеня смотрел не сморгнув, а не понимал ни слова.

Государь двинулся и хотел снова положить икону, которую держал, в кучу рассыпавшихся по полу, но принц, следивший за ним уже давно, взял, почти подхватил икону и передал ее ближайшему, адъютанту Перфильеву. Сеченов тотчас двинулся к адъютанту, принял икону в левую руку, потом, перекрестясь три раза, приложился к ней и поднял глаза на государя. Петр Федорович стоял не двигаясь и слегка раскрыв рот. Еще мгновение – и все ожидали взрыва гнева, при котором государь обыкновенно не стеснялся в выражениях.

– Буду отныне беречь лик первосвятителя земли российской как воспоминание об нынешнем посещении вашего величества, – проговорил Сеченов. – Передам ее сыну и внуку и заповедую им беречь как святое и чтимое наследие из рода в род.

Государь ничего не отвечал, только кивнул головой, повернулся, и все двинулись за ним на паперть.

Только один Фленсбург, все слышавший, видевший и все понимавший, взглянул прямо упорным взглядом в лицо первенствующего члена синода. Сеченов таким же упорным взглядом встретил глаза принцева любимца.

«Хитер ты, кутейник, да и дерзок», – думал Фленсбург, говорили глаза его и улыбка.

Глаза и улыбка Сеченова говорили тоже… о его полном равнодушии, если не презрении и к этому адъютантику из иноземцев, и ко всем остальным, ему подобным.

Через дня три во многих домах и ротных дворах толковалось о том, как государь оттаскал за бороду преосвященного в церкви Сампсония и велел все образа при себе на пол скинуть. Слух этот распространился по городу из квартиры братьев Орловых.