Читать «Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма» онлайн - страница 71

– Боярин на всё согласен, – отвечал он. – Завтра он ожидает окончания нашего замысла, только велел известить вас, чтобы вы не надеялись на угличан, они крепко привержены к царевичу, и если смекнуть делом, то нам несдобровать. Самое лучшее средство, которое может скрыть наше действие, – распустить молву, что царевич умертвил себя сам во время падучей болезни, играя ножом… Во-вторых, – продолжал Третьяков, обращаясь к Михайле Битяговскому, – тебе, боярин, он советует быть в то время во дворце: на тебя менее всякого другого падет подозрение, потому что ты занимаешься домашним обиходом царицы и имеешь к ней полный доступ…

Долго еще совещались злодеи; наконец участь порфирородного младенца была решена, и они расстались. Уснуло на несколько часов ужасное преступление, уснуло, чтобы, проснувшись с появлением утренней зари, предстать во всем виде страшного исполнения и совершить дело цареубийства, ужасающее дальнейшее потомство!..

Глава третья. Успение царевича Димитрия

Роковой день (15 мая 1591 года). – Зловещий сон Ирины Ждановой. – Предательница-мамка. – Убийцы. – Смерть девятилетнего праведника. – Тревога. – Пономарь Огурец. – Казнь злодеев.

Пятнадцатого мая 1591 года царица Мария Феодоровна с царевичем Димитрием слушала обедню в соборной церкви. День был субботний. По окончании литургии царица, получивши от священника просфору и благословение, отправилась из церкви и, по обыкновению своему, начала оделять нищую братию, в числе которой стояла при входе во храм и Агафья.

Поравнявшись с юродивой, Мария Феодоровна подала ей копеечку и молвила: «За здравие Димитрия!» Царевич, увидавши Агафью, с своей стороны подал ей также серебряную монету и сказал: «За здравие царя Феодора и за всех православных христиан!»

Юродивая, принявши подаяние и поцеловавши руку младенца, зарыдала.

Возвратившись во дворец, царица начала готовиться к трапезе и в ожидании дяди и братьев своих, бояр Нагих, занималась с сыном. Слуги носили кушанья. В это время кормилица царевича, Ирина Жданова, подошла к царице.

– He прогневайся, государыня, – сказала она, – что я расскажу твоей милости: сегодня всю ночь мне что-то не поспалось, злая бессонница обуяла меня, и я, словно рыба в безводье, металась, лежа в постели; под самое утро, когда в соборе ударили к заутрене, сон отуманил глаза мои, и я согрешила, заснула, не пошла и в храм Божий. Вот заснула и вижу, будто ты, государыня, сидишь в этой самой светлице и на этом самом месте, а на правом плече у тебя сидит райская птичка, такая раскрасивая, что и сказать нельзя, перышки золотые, и от нее по светлице идет такой свет, словно от красного солнышка. Ты, государыня, ласкаешь птичку райскую, а она к тебе ласкается; вдруг откуда ни возьмись ястреб престрашенный, влетел в светлицу, вырвал из рук твоих птичку, схватил острыми когтями, – да и был таков! Ты, государыня, горько заплакала, я, глядя на тебя, завопила пуще того… и в это время проснулась. Недобрый сон, матушка-царица, недоброе предвещает он… Береги, государыня, царевича, береги его, моего ненаглядного. Сердце недаром говорит, что есть лиходеи; Агафья юродивая недаром твердила речи мудреные – быть худу!..