Читать «Марфа Васильевна. Таинственная юродивая. Киевская ведьма» онлайн - страница 68

– Опять вздохи, опять слезы, родимая моя! – сказал он, осыпая поцелуями руки матери. – Да когда же этому будет конец?.. Скажи мне, родная, о чем грустишь ты? Или какое предчувствие тревожит тебя? Готовится ли нам какое несчастие? Расскажи, поведай мне, матушка-царица?..

Мария Феодоровна прижала сына к груди своей и отвечала:

– Прошедшее, сын мой, прошедшее… напоминая мне былое счастье, невольно иногда тревожит меня и в самом уединении…

– Прошедшее! – вскричал царевич, отступивши на несколько шагов от родительницы. – Прошедшее! Всегда так говоришь ты, моя ненаглядная! Да что же это за прошедшее? Разве ты в силах воротить его своими слезами?.. Если ты плачешь о покойном государе – моем родителе, то зачем тебе скрывать свою горесть? Раздели ее вместе со мною, с твоим сыном, и я так же, как ты, наплачусь досыта? – Царевич зарыдал, но вскоре опомнился, быстро отер слезы и продолжал: – Если же помыслы о минувших днях царственного величия смущают дух твой, матушка-царица, то вспомни, государыня, что для тебя не закрыты двери дворца царского и что на престоле царства Русского сидит старший брат мой!..

– Да кто правит-то царством Русским? – раздался вдруг голос; в это же время дверь отворилась и Агафья предстала пред изумленною царицею… – Сокол ты мой ясный! – продолжала она, обращаясь к царевичу. – На престоле царства Русского сидит твой старший брат, но правят царством пять его пестунов; а ведь они себе на уме! Бояре народ хитрый, умеют в мутной воде ловить рыбу; государь Феодор Иоаннович, – дай ему Господи много лет здравствовать! – любит Бога паче главы; править царством – дело великое: он, мой батюшка, пойдет в храм Божий, судить да рядить укажет пестунам – они и начнут вертеть по-своему… особливо Борис Федорыч Годунов, куда на всё мастер… жаль только голубчика, того и гляди ослепнет…

– Что ты говоришь, Агафьюшка? – спросил царевич с участием. – Боярин Годунов ослепнет?.. Отчею же это?

– А вот отчего, ненаглядный мой, – отвечала юродивая. – Случалось тебе в светлый, ясный день взглянуть на солнышко, – куды как тяжело глазам! Взглянешь да и отвернешься, – да ведь это одна минута, а у боярина Годунова – Мономахов венец всегда перед глазами, глядит на него, мой сердечный, середи дня, бредит во сне… того и гляди ослепнет!..

Царица пристально посмотрела на юродивую.

– Твои слова загадочны, Агафьюшка, – молвила она, – но я не советовала бы тебе говорить такие речи вслух, а царевичу внушать такие мысля я тебе запрещаю!..

Агафья низко поклонилась.

– Прости, государыня! – сказала она. – Язык мой – мне враг, остер он, матушка царица, да всё не столько, как нож в руке подкупного убийцы: словом не убьешь, моя голубушка!.. Еще скажу тебе пример, государыня, коли собака брехает – не бойся ее, она и рвет и мечет, а не укусит; бойся той собаки, что молча бросается!.. Вот ты то рассуди, кто кроме Агафьи так смело станет говорить тебе, все кланяются в пояс, никто противного словечка не молвит, кажись, любят тебя и души не слышат, а заглянуть бы иному в сердце, куды чай темно… Береги, государыня, царевича, не надейся на мамок, на нянек; они служат тебе за деньги и за эти же деньги продадут другому свои услуги…