Читать «Вельможная панна. Т. 1» онлайн - страница 170

Ночью в Бахчисарае, после знойного дня, когда императрицу посещали тени бывших властителей Крыма, Храповицкий успел здорово помолиться Бахусу, и теперь, после долгого окачивания своей умной головы ледяной водой из ханского фонтана, «преужасно потел».

Едва он успел доложить наиболее важные бумаги, как в кабинет вошли Потемкин и Дмитриев-Мамонов, которые пользовались свободным, без доклада, доступом к императрице.

Но как раз перед их приходом императрица, «говоря с жаром о Тавриде», сказала Храповицкому:

– Приобретение сие важно. Предки дорого бы заплатили за это. Но есть многие люди противного мнения, которые жалеют еще о бородах, Петром выбритых.

Храповицкий молчал, не зная, на кого намекает императрица. Но она сама заговорила:

– Вот хоть бы Александр Матвеевич…

Шла речь о Мамонове. Храповицкий продолжал молчать.

– Но он молод. – продолжала Екатерина, – и не знает тех выгод, кои через несколько лет явны будут.

Вспомнив вчерашний разговор с императором Иосифом, с Фитц-Гербертом и графом Сегюром, она опять продолжала:

– Граф Фалькенштейн видит другими глазами. А Фитц-Герберт следует английским правилам, которые довели Великобританию до нынешнего ее худого состояния.

Храповицкий заметил о графе Сегюре.

– Сегюр понимает, сколь сильна Россия, – согласилась императрица. – Но французское министерство, обманутое своими эмиссарами, тому не верит и воображает мнимую силу Порты. Полезнее бы для Франции было не интриговать. Сегюр, кроме здешнего двора, нигде министром быть не хочет.

Тут вошли Потемкин и Мамонов, а вслед за ними и Нарышкин.

– Я много за ночь передумала о Тавриде, – обратилась государыня к Потемкину. – Приобретение сие важно. Предки наши дорого бы заплатили за это.

Она взглянула на Дмитриева-Мамонова, красивое лицо которого выражало скрытое недовольство. Это тайная зависть, зависть молодого ничтожества, «случайно» припущенного к трону, зависть к такому колоссу, как Потемкин, которому приписывалась слава покорения Крыма: отсюда Потемкин-Таврический. Екатерина уловила выражение лица Мамонова.

– Есть люди мнения противного, которые жалеют еще о бородах, Петром Первым выбритых.

– А Фитц-Герберт? – саркастически заметил Мамонов, вызывающе глядя на Потемкина.

– Аглич завидует величию России, купчишка! – с кислою улыбкой вмешался Нарышкин.

– Mais monsier le philosophe de la frivolite? – кинул заочный вызов графу Сегюру завистливый «паренек».

– Да я вас боюсь, Александр Матвеевич, вы такой злой, как тот осетр, – сгримасничал Нарышкин.

Екатерина видела, что разговор обостряется, и тотчас же «смешала дело с бездельем».

– Ты где пропадал спозаранку, Лев Александрович? – спросила Нарышкина.

– С утра все слезы глотал, матушка-государыня, – был загадочный ответ.

– Плакал? С чего?

– Нет, государыня, глотал слезы… какие холодные да вкусные…

– Странно, – улыбнулась Екатерина, – я знаю, слезы бывают горючие и горькие или же просто соленые. Но чтобы слезы были холодные да еще вкусные, я этого не понимаю.

– Да вы, матушка, спросите, чьи слезы я глотал.

– А чьи, нераскаянный «шпынь»?