Читать «Аврелия» онлайн - страница 168

И незнакомец в свою очередь спешно вышел на улицу и взял направление, противоположное тому, куда направился Гургес.

Темнота была полная. Незнакомец продвигался, осматривая каждую дверь, — как будто он искал какого-то знака.

— Здесь!

Потом, всмотревшись внимательнее, он произнес несколько громче:

— Брут и сенат!

Очевидно, эти слова были условным сигналом, потому что дверь тотчас же отворилась перед ним без малейшего шума.

— Меня уже ждут? — спросил незнакомец, быстро проходя.

— Да, господин, — ответил голос.

И дверь снова закрылась.

Пройдя тем же быстрым шагом атриум, где царствовала глубокая тьма, незнакомец вошел в слабо освещенную комнату, где уже находилось несколько лиц. Увидя его, они воскликнули:

— Наконец-то, Парфений!

— Парфений! Важные известия! Нужно решаться. Вот видишь эти записки, похищенные мною прошлой ночью из-под изголовья Домициана?

Эти слова были произнесены безобразным существом, которое бросилось навстречу Парфению при его входе в эту таинственную комнату. Это безобразное существо был не кто другой, как Гирзут, карлик императора и самый непримиримый его враг.

— Господа, — сказал Парфений, — я также имею вам нечто сообщить. Вы правы, эти записки должны положить конец всякой нерешительности. Итак, не откладывая далее, обсудим дело.

II. Ужасы и жестокости

Чудесное освобождение великой весталки сопровождалось, как мы видели, обращением в христианство Гургеса и Аврелии. Они были крещены епископом Климентом накануне того дня, когда Флавия Домицилла и ее подруги Евфросиния и Феодора должны были отправиться в изгнание в сопровождении своих служанок Нереи и Ахиллеи.

Гургес, став христианином, не мог больше оставаться служителем похоронных процессий. Он отказался от своей должности, продал все свое имущество и роздал бедным. В добродетелях он скоро сравнялся с самыми ревностными из своих новых братьев. Олинф и Цецилия, счастливые видеть его с этих пор в своих собраниях, относились к нему с удвоенной симпатией. Нередко он всех удивлял рвением в исполнении трудных и даже опасных в ту эпоху обязанностей религии. Великие услуги, какие Гургес оказал в различных случаях, считая участие, которое он принял в освобождении великой весталки, вызвали к нему еще большее уважение. В продолжение того времени, пока Корнелия укрывалась в доме Гургеса возле большого цирка, Аврелия и молодые цезари Веспасиан и Домициан по достоинству оценили все высокие качества бывшего служителя похоронных процессий. Вскоре они стали относиться к нему с таким доверием, что выбирали его посредником во всех делах милосердия, когда осторожность запрещала им появляться самим, чтобы не возбуждать еще более императора против христиан.

Аврелия, с тех пор как Божественное вдохновение, проникнув в ее душу, заставило расцвести скрытым в ней чувствам, не замедлила показать, что могут сделать вера и милосердие, когда они находятся в распоряжении сердца. Прежде всего она поняла, что должна отказаться от власти, от чего ее неизбежно отстраняло новое верование, и эту жертву, которая прежде ей казалось невозможной, она выполнила с нескрываемой радостью. Она сохранила любовь к своему жениху Веспасиану, но она освятила эту любовь готовностью пожертвовать ею для Бога, если бы ради Его славы потребовалось такое доказательство привязанности к Его вере. Она находила в себе силу побуждать своего двоюродного брата не ослабевать в вере. Она понимала теперь, что религия должна господствовать над всеми чувствами человеческими, даже самыми драгоценными. Часто она беседовала об этом с Цецилией, называя ее своей сестрой и требуя, чтобы та, со своей стороны, обращалась с ней столь же нежно. После отъезда из Рима Флавии Домициллы она стала ревностно продолжать начатые ею дела благочестия. Каждый день видели, как она посещала больных, подбирала покинутых рабов, облегчала страждущих. У нее даже было намерение отказаться от своих громадных имений и передать их в руки епископа Климента; но он не одобрил такого решения и посоветовал ей остаться распорядительницей своего имущества и жить в обстановке, приличествующей ее высокому положению. Высокие отличия, которыми божественная Аврелия так дорожила прежде, теперь были для нее источником одних огорчений, и в уединении своего жилища она старалась вознаградить себя добровольными лишениями за те даже невинные удовольствия, в которых она должна была принимать участие по своему положению. Она сама обучала своих многочисленных рабов, отпустила многих из них на волю; ухаживала за ними во время болезни и следила с удивительней заботливостью за всеми их нуждами. Помощниками ее в делах благотворительности были главным образом Цецилия и Гургес.