Читать «Железные люди (сборник)» онлайн - страница 54

– Из Питера.

– То-то смотрю такой бледный да худой. Все ленинградцы одинаковые. Как будто и блокады у вас не снимали.

– Теперь, бывает, и очень толстые среди нас попадаются. – Игорь попытался пошутить, чтобы скрыть чувство неловкости.

– У кого живете? – баба Тоня перевела разговор на другую тему.

– У Насти. Насти Арансон, – пояснил Рудин, сильно сомневаясь, что бабушка знает, о ком идет речь.

– И как там Настасья: в этом году будет ли петуньи сажать? – оживилась старушка.

Настя выращивала самые разные цветы, но Игорь был из тех мужчин, которые с трудом отличают ромашку от лилии.

– Не знаю. Точнее, не знаю, как эта петунья выглядит, – рассмеялся Игорь. – Может, и будет.

– Ты передай Настасье. – Бабушка неожиданно перешла на ты. – Астры у меня рассады наросло видимо-невидимо. И от георгинов три корневища остались – не поздно еще посадить. Коли надо, пусть приходит. А чего ты когда со мной говоришь, все правым боком поворачиваешься? Левое ухо, что ли, не слышит?

– Не слышит, – смутился Игорь. – А я разве поворачиваюсь? – От удивления Игорь даже потрогал себя за левое ухо.

– А почему не слышит? – продолжила допрос старушка.

– Неврит у меня, – ошеломленно ответил Рудин.

– Так и ночами, поди-ка, плохо спишь?

– Плохо, – сознался он.

Старушка ушла куда-то за занавеску и вернулась с матерчатым мешочком.

– Травку эту заваривай и пей после обеда. И на постель сразу – спать. Полегчает.

– Вы знахарка? – поинтересовался Игорь, с сомнением принимая из ее рук мешочек.

– Да Бог с тобой! Какая знахарка! Их теперь тока в сериалах кажут. Такую-то траву и все знают. Ее и в аптеке продают. Только там, в аптеках, в коробках пыль же одна! А эту я сама собирала. Пей – не бойся. Из пакета Николаю квас отдашь, а пироги там и варенье – это вам с Настасьей и Лёвушкой гостинец. Лёву-то уж видала этим летом. В магазин за мороженым прибегал. Вытянулся за зиму-то.

– Не нужно, что вы! – возмутился Рудин.

– А ты не спорь со старой старухой, а то наспоришься потом и со своей молодухой. Примета такая есть. Иди с Богом, Игорь! – и она властно перекрестила его, показывая, что всякий разговор окончен.

На поле Рудин вручил пастуху квас, но вновь попытался отнекаться от гостинцев. Коля тут же припал к бутылке, с шумом глотая, и только напившись вволю и отдышавшись, ответил:

– Да ты, Игорян, возьми – не обижай баушку, – так по-вологодски Коля произнес слово «бабушку». – Это же у нее инстинкт, как у собаки Павлова, выработался. Она ж в детстве ленинградцев блокадных выхаживала, встречала их на подводе в Вологде и везла с вокзала. Мужиков-то не было, бабы да дети одни. Насмотрелась мать у меня всякого по малолетству, и, вишь, на всю жись теперь привычка. Блокадников тут к нам много в деревню присылали, по избам разделяли, которых к кому. Вот и у нас в семье, мать рассказывала, жили две деушки, с ребенком одна, с мальчишкой. Мать да баушка моя еле их откормили. Потом-то разъехались они все. А Марк Иосифович да жена его Нина Ивановна, тоже из блокадников, так и остались у нас в деревне. Учителя оба были в Знаменской школе. Муж с женой. Он русский с литературой вел, а она – пение. Я еще их застал – поучился с ними. Любили мы их: раньше ведь учителей уважали, не как сейчас. Хорошие были люди. Бездетные, жаль. От голодования у них это случилось. Нарушили людям всё, обездолили, – по-простому, по-житейски вздохнул Коля и как-то стыдливо отвел глаза, но тут же махнул рукой. – Похоронены вон там – с той стороны кладбища, – и Коля указал на березовую рощицу, за которой, как за забором, находился погост, неуместно весёлый в солнечный день, весь в бликах от июньской листвы.